Игорь Симбирцев - ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции

Хотя Есенин и не написал, что служившие «Закаспийскому правительству» туркменские нукеры некоторым комиссарам отрубили голову кривыми мечами, и он не смог удержаться от ложного обвинения: «В такую ночь и в туман – расстрелял их отряд англичан». В целом же убили Шаумяна и его товарищей по Бакинской коммуне их вчерашние соратники по революции эсеры, белыми себя не считавшие и никак не являвшиеся, так что «белым террором» в красных от крови песках за Красноводском в 1918 году и не пахло. Только к концу 1919 года более радикальные эсеры из «закаспийцев» свергнут Фунтикова и заключат вынужденный военный союз с Деникиным, который пошлет им за Каспий на помощь свою дивизию генерала Литвинова – только с этого времени «закаспийцев» можно было бы условно посчитать белыми.

То же и при сопоставлении подпольного антисоветского террора с размахом ответных репрессий ЧК за него. Часто пишут о теракте группы «Анархисты подполья», бросивших в 1919 году бомбу в здание Московского горкома большевиков в Леонтьевском переулке столицы, где был убит глава горкома Загорский и ранен главный идеолог партии Бухарин. И почти ничего о том, что сами анархисты мотивировали эту акцию местью за расстрел ЧК в Харькове десятков пленных махновцев.

Сторонники возложить побольше вины за обоюдную жестокость на белую контрразведку часто поминают остров Мудьюг у белых в Северной области, вот, мол, здесь, на острове Мудьюг у Архангельска, контрразведка генерала Миллера создала при содействии англичан первый в истории России концлагерь, еще до всех Соловков и чекистских концлагерей. Но во-первых, даже создание белыми одного концлагеря никоим образом не оправдало бы ужасов Соловков и огромной «истребительно-трудовой» империи ГУЛАГ. А во-вторых, никакого концлагеря белые генерала Миллера и англичане экспедиционного корпуса генерала Айронсайда на острове Мудьюг не создавали. Здесь, как и на полуострове Йоханга под Архангельском, в Северной области белых была тюрьма для арестованных большевиков и пленных бойцов и командиров Красной армии с фронта. Условия на Мудьюге и на Йоханге были жесткими, тюрьма военного времени и есть тюрьма, но здесь сидели не арестованные обыватели, а явные борцы против Белого дела. Причем массовые расстрелы на острове Мудьюг, о которых так любят рассказывать в истории сторонники красных, произошли только однажды, и то после подавленного охраной восстания пленных большевиков – расстреляли около десятка зачинщиков бунта.

Главный военный прокурор в Северной армии белых Северин Добровольский в эмиграции написал мемуары «Борьба в Северной области», в которых живописал, как в тюрьмах Архангельска и Мурманска белая контрразведка месяцами держала арестованных, а люди Добровольского из-за массы арестантов не успевали вести следствие и предъявлять обвинение. В итоге эсеры из правительства Северной области пролоббировали в 1919 году к неудовольствию Добровольского большую политическую амнистию. Из заключения по ней выпустили всех не состоявших официально в партии большевиков, а оставшимся Добровольскому поручили в 24 часа предъявить обвинение или тоже отпустить. А всех объявивших себя не большевиками пленных солдат РККА британский генерал Айронсайд забрал из тюрем и отправил под начало английских офицеров служить в некий «Англо-русский легион Дайера» белой армии. По прибытии на фронт большинство из амнистированных взбунтовали свои части или снова бежали к красным. И как, похоже все это на застенки ЧК по всей России тогда? Вот когда войска этой Северной армии генерала Марушевского временно наступали на Печоре и видели полыньи на реках, заваленные трупами расстрелянных красными при отходе безо всякого суда и следствия, – вот тут они увидели эту разницу. И то, что творилось в Мурманске в начале 1920 года с уходом за море армии Миллера и возвращением ЧК, тоже ни в какое сравнение не идет с часто описываемыми «ужасами острова Мудьюг», где два десятка коммунистов расстреляли и еще часть умерла от тифа и антисанитарии. Ведь тот же главный прокурор миллеровской армии Северин Добровольский отнюдь не был белым «ястребом», он тоже все больше напирал на законность, запрещал миллеровской контрразведке пытки, пытался бороться с самочинными расстрелами пленных красных солдат на фронте. По его же воспоминаниям, он при выезде на линию фронта взялся укорять обычного солдата из местных поморских крестьян-староверов, что тот поступил бесчеловечно, расстреляв без суда красных пленных, на что услышал в ответ: «У меня их карательный отряд чекиста-австрийца Мандельбаума расстрелял всю семью, а меня подверг пытке кипятком, нам с ними на одной земле теперь не жить, либо мы, либо они!»

После того как назначенный Колчаком уполномоченным по подавлению красной партизанщины в Сибири генерал Розанов в бессилии расстрелял в ответ на вылазки партизан нескольких арестованных ранее известных большевиков (так Розанов понял данные ему Колчаком особые полномочия, решив следовать практике неприятельской ЧК в смысле института заложников), Колчак его сразу от этой миссии отстранил за явные перегибы. Сохранился этот приказ генерала Розанова, которым он намеревался наводить порядок в колчаковском тылу и за который был Колчаком отрешен от должности, от марта 1919 года. Там действительно есть пункт о расстреле заложников по модели советской ЧК и приказ уничтожать те селения, которые встретят колчаковские войска огнем, расстреливая в них мужское взрослое население и конфискуя в пользу армии имущество такого села, – для белого лагеря это был шок, для красной ЧК того же времени – давно освоенная и повседневная работа.

Как только в штабе того же Колчака другой решительный генерал Иванов-Ринов внес свой проект введения особого положения, когда наступление красных на фронте и партизанщина в тылу уже действительно требовали особых мер для спасения омского режима, другие высокопоставленные колчаковские генералы и сам адмирал обвинили его в кровожадности, да еще и попрекнули: «Желаешь уподобиться «чрезвычайке» Дзержинского, Чека в твоем лице потеряла хорошего специалиста». А Иванов-Ринов всего-то предложил две крутые меры в своем проекте особого положения: расстрелы пойманных спекулянтов и расстрелы уклоняющихся от колчаковской мобилизации офицеров. Все это Дзержинским и его чекистами, с которыми белые либералы в Омске сравнили Иванова-Ринова, были давно решенные моменты. У них в ЧК это было введено давно и без особых дискуссий, они давно пошли намного дальше любого самого жестокого белого генерала – у них не только уклонившегося от мобилизации в Красную армию офицера расстреливали, но и его объявленную заложниками семью. И излишне говорить, что ничего подобного крымской бойне 1920 года или усмирению Тамбовского восстания годом позже за этими белыми контрразведками в истории не числится.