Роджер Мэнвелл - Июльский заговор. История неудавшегося покушения на жизнь Гитлера

Его рассказ стал первой, несколько искаженной версией правды, услышанной нацистами, что вполне вписывается в череду событий того дня, но Геббельс ему не поверил.

Когда сигнал «Валькирии» о приведении войск в боевую готовность поступил второй раз в течение одной недели, Ремер и Хаген вначале отнеслись к нему как к очередному приказу сверху, хотя иностранные рабочие, которых он должен был касаться, вели себя, как всегда, покорно. Но Хаген был готов поклясться, что утром того же дня видел давно оставившего действительную службу фельдмаршала фон Браухича, который был одет в полную военную форму и ехал в военное министерство. Ремер объяснил, что у него сразу появилось некое неприятное чувство — ein ungutes Gefühl , — которое вкупе с информацией о покушении на жизнь Гитлера, полученной от фон Хазе, и приказом оцепить министерские здания убедило его в том, что имеет место переворот, коим руководит Браухич. Учитывая личное знакомство Хагена с Геббельсом, Ремер согласился, чтобы лектор взял мотоцикл и съездил в министерство пропаганды, чтобы узнать правду.

По его собственным словам, Хаген ворвался в министерство, вбежал в кабинет одного из знакомых чиновников и «выбросил оттуда даму, которая что-то записывала под диктовку». Потом он заверил удивленного служащего, что не является ни пьяным, ни безумным, и потребовал допуска к Геббельсу.

Геббельс внимательно слушал взволнованное повествование до тех пор, пока оно не подошло к смерти фюрера. Тут Геббельс вмешался и сообщил, что Гитлер жив и вполне здоров.

— Я пару минут назад разговаривал с ним лично, — сообщил министр. — Это правда, покушение на его жизнь действительно имело место, но фюрер чудом спасся. Поэтому приказов, на которые вы ссылаетесь, быть не должно, они не имеют смысла.

— Господин министр, — сказал Хаген, глядя из окна на улицу, — взгляните, на грузовиках проезжает рота из нашего батальона. Предлагаю немедленно послать за нашим командиром.

Геббельс сам убедился, что происходит нечто странное. Слушая Хагена, он делал для себя быстрые пометки. Теперь он отодвинул бумагу в сторону и приказал срочно соединить его с «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» — полком эсэсовских телохранителей фюрера, расквартированным в Лихтерфельде — в пяти милях от центра Берлина. Он привел полк в боевую готовность, но одновременно объяснил Хагену, что хотел бы любой ценой избежать открытого столкновения между армией и СС.

— А теперь идите и передайте своему командиру, чтобы немедленно явился ко мне, — сказал Геббельс.

Он проводил Хагена до двери и, когда тот уже перешагнул порог, схватил его за рукав:

— Скажите, Ремер — человек надежный?

— Я могу поручиться за него своей жизнью, господин министр.

— Прекрасно, тогда идите и скажите, что, если он не будет у меня в течение двадцати минут, я, как гаулейтер Берлина, подниму «Лейбштандарт», исходя из предположения, что его удерживают в качестве пленного на Бендлерштрассе.

Через некоторое время в кабинет постучался его помощник, принесший удивительные новости: прибыл некий лейтенант в сопровождении трех солдат с намерением арестовать его по приказу коменданта Берлина. Геббельс достал из ящика стола револьвер и приготовился к встрече. Вошел молодой лейтенант. Юноша явно трепетал от страха перед столь знаменитой всесильной личностью, как доктор Геббельс. Министр, не дав ему опомниться, обрушил на несчастного гневную речь, обвинив в связи с предателями родины. Он кричал, что фюрер жив и порядок очень скоро будет восстановлен. В конце концов он просто вытолкал ошалевшего лейтенанта из кабинета, наказав, чтобы он сообщил своим офицерам, что фюрер жив и здоров. Лейтенант поспешно удалился. Все это время дверь в кабинет оставалась открытой, так что сцену могли наблюдать посторонние свидетели.

А тем временем Хаген сел в коляску доставившего его в министерство мотоцикла и приказал водителю срочно разыскать Ремера. Они начали объезжать посты, на которых выясняли, что командир был, но уже ушел. На каждом посту Хаген оставлял сообщение о предательстве. Он очень спешил, памятуя о лимите времени, установленном Геббельсом. В конце концов он обнаружил Ремера на Унтер-ден-Линден и передал ему приказ Геббельса. Ремер уже и сам заподозрил неладное. Впоследствии он утверждал, что, когда уходил с совещания у генерала фон Хазе, он слышал, как генерал вполголоса отдавал приказ об аресте Геббельса, причем не военнослужащим охранного батальона, а патрульной службе. «Из этого я сделал вывод, — писал он, — что мне не доверяют». Он принял меры к обеспечению своей безопасности. Взяв с собой адъютанта, который мог бы стать свидетелем, он подошел к Хазе и спросил, можно ли видеть Геббельса. Хазе запретил [43].

Если верить Ремеру, он, проигнорировав запрет непосредственного командира, отправился к Геббельсу на свой страх и риск. Сделав это, он отдал себя в руки безжалостному профессионалу, человеку, обладавшему умом, силой и энергией, чтобы добиться своей цели любой ценой. Военные на Бендлерштрассе, несмотря на свою профессиональную подготовку, знания стратегии и тактики, были любителями, их джентльменское поведение и недостаток жесткости привели к поражению.

Ожидая Ремера, Геббельс вернулся к тексту не написанного им радиосообщения. Снова позвонил Гитлер и высказал возмущение тем, что по радио так ничего и не прозвучало. Геббельс быстро подготовил короткое сообщение, продиктовал его по телефону на радиостанцию, и в шесть сорок пять оно было передано в эфир на длине волны, принимаемой всей Европой.

«Сегодня, — было сказано в нем, — было совершено покушение на жизнь фюрера с применением взрывчатых веществ». После этого был зачитан список убитых и раненых. «Фюрер серьезно не пострадал, получив лишь легкие ожоги и царапины. Он немедленно возобновил работу и, как и было запланировано, принял дуче, с которым провел длительную беседу. Вскоре после покушения к фюреру присоединился рейхсмаршал». Закончив дело, Геббельс стал с нетерпением ждать майора Ремера.

Клюге ничего не заподозрил, принимая личный звонок от генерала Фромма. Возможно, подумал он, последует разъяснение таинственных сообщений Блюментрита. Но когда он поднес трубку к уху, то понял, что голос говорившего принадлежит вовсе не Фромму. Собеседник не представился, но он узнал в нем Бека, который рассказал о принятых в Берлине и Германии мерах. Клюге выслушал это, никак не выразив своего отношения. Затем Бек перешел к делу.

— Клюге, вы должны немедленно и совершенно открыто перейти на нашу сторону.

Но пока Бек говорил, в кабинет Клюге вошел его адъютант и положил на стол запись радиосообщения, переданного в шесть сорок пять. Клюге пробежал глазами текст, задержавшись на фразе «Фюрер серьезно не пострадал, получив лишь легкие ожоги и царапины. Он немедленно возобновил работу и…»