Екатерина Брешко-Брешковская - Скрытые корни русской революции. Отречение великой революционерки. 1873–1920

Разумеется, организация и пропаганда в разных губерниях шла неравномерно. Многое зависело от революционных традиций, сохранявшихся среди населения, а также от той энергии, которую посвящали пропаганде наставники социализма и проповедники революции. Крестьяне Поволжья с готовностью реагировали на нашу пропаганду. Ни местные, ни дальние типографии не могли обеспечить их литературой в достаточном количестве. Крестьяне учились организации собственных комитетов, проведению митингов и установлению связей с отдаленными центрами. Много опытных и способных организаторов, представлявших собой цвет интеллигенции, скопилось в Саратове. Кроме того, не составляло труда поднять Черниговскую, Полтавскую, Харьковскую, Киевскую, Курскую и Воронежскую губернии. Их рвение дало о себе знать в 1902 г., когда вспыхнули так называемые «беспорядки в Полтаве и Харькове».

Зимой 1901/02 г. группа студентов-эсеров работала в Киеве и на обширной территории вокруг этого города. В их прокламациях содержался энергичный протест против политического и финансового притеснения крестьянского населения; особое ударение ставилось на праве крестьян иметь землю. Крестьян ни единым словом не подстрекали к восстанию, но эта пропаганда имела поразительные результаты. Крестьяне центральных губерний особенно страдали от нехватки земли. Население плодородного Черноземья впало в отчаянную нищету. Оно уже теряло терпение и готово было одобрительно выслушивать любых агитаторов.

В Полтавской губернии, в деревне Лисихе, я встретила студента Алексеева, [63]сына помещика. У него имелись образцы листовок и гектограф; он обучал сельскую молодежь, как печатать и распространять материалы, присланные из Киева. Менее чем через месяц такой работы, весной 1901 г., крестьяне Полтавского и соседних уездов начали выгонять помещиков из их владений и делить между собой землю и сельскохозяйственные орудия. Все происходило таким образом: жители деревни отправлялись к помещику и говорили ему, что издан приказ, чтобы он отдал свою землю крестьянам, а сам уезжал в город и поступил на государственную службу; его дом следует превратить в школу, а все прочее раздать крестьянам. После этого крестьяне запрягали лошадей, забирали ключи от всех построек и предлагали помещику и его семье взять с собой все, что те смогут увезти, уехать в город и не возвращаться. Крестьяне не делали ничего грубого и оскорбительного, поскольку искренне верили, что их поступок абсолютно законен. Все происходило так внезапно и в таких масштабах, что полиция не успевала вмешаться. Крестьяне действовали тихо и последовательно. Они были уверены, что наконец-то пришел тот день, когда в мире восторжествует правосудие.

Крестьяне соседних уездов, ободренные такой спокойной уверенностью, точно так же начали выгонять своих помещиков, не боясь ни запретов, ни наказаний. Они не чувствовали гнева к помещикам, так как считали свои действия совершенно законными и были уверены, что помещики не посмеют вернуться. Таким было это движение, официально известное как «беспорядки в Харьковской и Полтавской губерниях».

К несчастью, власти не оценили откровенности, с которой действовали крестьяне, а напротив, воспользовались их миролюбивым настроением, чтобы обрушиться на них со всей жестокостью, на какую были способны. Князь Оболенский, губернатор Харькова, отправил войска, которые вели себя словно в варварской, покоренной стране. Крестьян пороли до полусмерти, а иногда и до смерти. Мужиков заставили вернуть в двойном размере все, что они взяли в поместьях, и заплатить огромные штрафы за нарушение закона и гигантские суммы помещикам как компенсацию за мнимые убытки. Обе губернии были разорены. Знать кричала: «Победа!», но ее триумф был мнимым. Покушение на князя Оболенского, совершенное эсером, привлекло внимание к тем методам, которыми он подавлял крестьянское движение, и возбудило широкую критику. Кроме того, храбрость крестьян произвела большое впечатление в южной и центральной России.

Эти события и последующие судебные процессы широко освещались в печати. «Вы слышали, что произошло в Харькове и Полтаве?» – такой вопрос часто раздавался в железнодорожных вагонах и на сельских дорогах, в трактирах и на рынках. Народ не считал себя побежденным. Он думал лишь об отваге участников движения, считая их образцом для всего крестьянского мира.

Помещики громко жаловались, что не могут совладать с крестьянами. Подрядчики сетовали на то, что стоимость рабочих рук поднялась вдвое и втрое и что крестьяне не желают идти им навстречу. «Крестьяне расселись на рынках с вытянутыми ногами. На подошвах сапог у них написано мелом: „Три рубля в день!“ До переговоров они не снисходят – цена написана, и говорить больше не о чем». В ответ на оскорбления чиновников крестьяне говорили: «Вы забыли, что случилось в Харькове и Полтаве».

Чиновики отвечали точно так же. Но крестьяне лишь возражали: «Ладно. Посмотрим, чем все кончится в следующий раз».

Разговоры крестьян об этих событиях обычно заканчивались выводом: «Было глупо оставлять гнезда нетронутыми. Надо было выжечь их. Мы оставили помещикам дома, и те вернулись. Если бы мы сожгли дома, им бы пришлось оставаться в городе».

Эти заявления могут показаться наивными и глупыми, но в них простыми словами выражено крестьянское мировоззрение. Русский крестьянин не кровожаден. Он ненавидит «убийство души». Он способен на жестокость и насилие лишь в приступе крайней ярости или когда его влечет стадное чувство.

Это движение среди крестьян Харьковской и Полтавской губерний, сейчас почти забытое, сыграло важную роль в насаждении революционного духа по России. Потребность в литературе, пропагандистах и организации возрастала на глазах. Партия социалистов-революционеров напечатала сотни тысяч прокламаций, которые жадно читали и старики, и молодежь во всех концах страны.

Непосредственной причиной первой русской революции 1905 г. стала Русско-японская война, но народное сознание было подготовлено к революции описанными мной условиями и событиями. И когда раздался призыв к революции, народ живо ответил на него. Всякий раз, как в деревне появлялся студент-агитатор, его тут же окружали и более храбрые крестьяне из толпы всегда были готовы идти за ним. Крестьяне, даже невооруженные, покоряли целые деревни, входя в них со знаменами и пуская красного петуха. Если они решали «выкурить гнезда», их было не остановить. «Лучше специально построить новую школу, чем отводить под нее дом помещика, – говорили они. – Если мы сожжем дома помещиков, они не смогут вернуться». И повсюду запылали дворянские усадьбы. По ночам зловещие столбы огня можно было видеть со всех сторон. К утру же оставались только почерневшие стены и печи, одиноко стоявшие среди степи.