Владимир Борухович - В мире античных свитков.

Между собравшимися из разных городов очень разными людьми сразу же начались ссоры. Диоген Лаертский (II, 111) сообщает любопытный анекдот о том, как ритор Диодор (по прозвищу Кронос) затеял астрономический спор за столом Птолемея. Потерпев поражение в этом споре, он от огорчения умер.

Обещанные Птолемеем блага соблазняли, однако, не всех. Отказались принять приглашение царя великий драматург Менандр и философ Феофраст. Многие с насмешкой говорили о живших в Музее ученых, которые должны были в уплату за получаемое содержание отказаться от элементарной свободы творчества и во всем следовать указаниям двора. Афиней (I, 22 D) приводит шутливые стихи Тимона силлографа в адрес александрийских ученых, которых содержат, как дорогих птиц в вольере:

Называя Музей «клеткой для Муз», силлограф, по-видимому, намекал на жесткий контроль над мыслями, установленный Птолемеями. Не все приживались в этой клетке, и многие бежали туда, где, возможно, было голоднее, но зато не в пример свободнее — как, например, художник Антифил, бежавший на остров Кос. Живые и остроумные александрийцы давали философам из Музея насмешливые прозвища. Так, философ Гегесий, чье учение отличалось крайним пессимизмом, получил имя «Пейситанатос» (которое можно перевести «Убеди-Смерть»). Своей проповедью пессимизма этот философ имел такой успех, что в Александрии прокатилась волна самоубийств (поэтому царь Птолемей приказал ему прекратить лекционную деятельность) [175] Цицерон в «Тускуланских беседах» (I, 84) упоминает о сочинении Гегесия «Апокартерон» («Морящий себя голодом»). Там рассказывалось, как один человек решил себя уморить, но друзья его отговорили. Отвечая им, он перечислил все беды, уготованные человеку в жизни. . В I веке в Александрии жил грамматик Дидим, писавший на всевозможные темы: сочинения его насчитывали около 3 500 книг. За необыкновенную трудоспособность ему дали прозвище «Меднобрюхий».

Как начала составляться знаменитая Александрийская библиотека, в точности неизвестно. По-видимому, основу «внутренней» библиотеки (входившей в комплекс сооружений царского дворца вместе с Музеем) составила библиотека Аристотеля, купленная Птолемеем Филадельфом (как пишет Афиней, I, 3 b). Но это, конечно, не значит, что книги библиотеки Аристотеля были первыми книгами Александрийской библиотеки.

Гален (XVII, 1, p. 603) сообщает характерный анекдот о том, как многочисленные суда, посещавшие гавань Александрии, должны были отдавать свои книги и взамен получать копии. О том, насколько высоко ценились оригиналы произведений литературы, говорит уже упоминавшийся здесь эпизод из истории культурных связей Птолемеев с Афинами (Птолемей Эвергет одолжил у Афин государственный экземпляр произведений афинских трагиков и вернул только копии, утратив огромный залог).

Из двух библиотек, «внутренней» и «внешней» (библиотеки Серапея), главной, конечно, была внутренняя. Что она собой представляла? Античная традиция о ней крайне спутана, и информацию приходится собирать по крупицам.

В 1819 г. Ф. Осанн, изучая рукопись комедий Плавта, относящуюся к XV веку, открыл в том месте, где стояли последние шесть стихов комедии «Пуниец», за которыми начиналась комедия «Привидение», схолий, содержавший краткие сведения об Александрийской библиотеке. Его позднее опубликовал Мейнеке [176] Rheinisches Museum. IV, 1830, S. 232; См. также Ritschl F. Die alexandrinischen Bibliotheken. Breslau, 1838, S. 3. . В нем сообщалось следующее. «(Царь) учредил две библиотеки, одну за пределами царского дворца, другую во дворце. Во внешней библиотеке насчитывалось 42 800 свитков, а в той, что находилась во дворце, — хранилось 40 000 “смешанных свитков” (Voluminum commixtorum), “простых же и разделенных” (Simplicium autem et digestorum) 90 000, как сообщает Каллимах, придворный царский библиотекарь, который также написал титулы для каждого свитка». Автор схолия при этом ссылался на Цециуса, автора комментария к комедии Аристофана «Плутос» (это был средневековый византийский ученый Иоанн Цецес). Текст Цецеса, имеющий отношение к истории Александрийской библиотеки, составлял часть его сочинения, называвшегося «Введение к Аристофану». Отрывок из него был обнаружен в одной миланской рукописи (Ambrosianus, с. 222 ord. inf.) и был опубликован Кайлем [177] Keil H. Ioannis Tzetzae scholiorum in Aristophanem Prolegomena, Rheinisches Museum, VI, 1847, p. 108 sqq. .

По поводу создания библиотеки Цецес писал: «Названный царь Птолемей Филадельф… когда собрал отовсюду на деньги царской казны книги в Александрию, по совету Деметрия Фалерского и других старцев, отвел им место в двух библиотеках. Во внешней библиотеке число книг равнялось 42 800. Другая библиотека, располагавшаяся внутри дворца, имела “смешанных” книг (συμμίκτων) — 400 000, “простых” же и “несмешанных” — 90 000, как описал их по “Таблицам” Каллимах, являвшийся придворным царя, позже после приведения их в порядок».

При сравнении этих двух текстов становится ясным, что латинский схолий представляет собой простой перевод, или даже скорее, пересказ греческого текста Иоанна Цецеса, с тем только различием, что в латинском пересказе спутано число книг «внутренней», главной библиотеки (вместо указанных схолиастом 40 000 там было, согласно греческому тексту, 400 000). Поскольку греческий текст является оригиналом, ему следует отдать предпочтение и принять последнюю цифру.

Однако, что же представляли собой эти «смешанные» книги?

Известный филолог середины XIX века Ф. Ричль в своей небольшой книге, посвященной Александрийской библиотеке, выдвинул ряд предположений о значении упомянутых терминов, неизбежно носящих априорный характер [178] См. Ritschl F. Op. cit.: Opuscula Philologica, Leipzig, 1866, v. 1. . Анализ этих предположений мы находим в работе А. Деревицкого [179] Указ. соч., с. 89 слл. . Наиболее вероятным из них сам Ричль, а вслед за ним целый ряд ученых, в том числе К. Белох [180] Beloch K. I. Griechische Geschichte, B. IV, 1, S. 424: «Die richtige Erklärung… hat schon Ritsch gegeben…». , считали следующее. Под «смешанными» книгами следует понимать всю совокупность собранных в библиотеке книг со включением в эту массу дубликатов. Напротив, «простые» или «несмешанные» книги составляют остаток, получающийся при исключении дубликатов (то есть сумму титулов).

Другое предположение было выдвинуто Дзяцко [181] Dziatzko K. I. Tzetzes und das Plautus-scholion, Rhein. Mus., 46, 349 H. См. также RE, s.v. Ἀμιγεῖς βίβλοι (Bd. I, 2, S. 1834). . Под «простыми» свитками он понимает такие, которые заключали в себе полное произведение, от начала до конца, или законченную часть целого сочинения, тогда как «смешанные» — это такие, где деление на части не было осуществлено, где отдельные части или книги литературного произведения не представляли собой законченного целого и оканчивались как угодно. К числу подобных книг относились и такие свитки, в которых заключалось несколько литературных произведений [182] RE, s. v. Ἀμιγεῖς βίβλοι: «In denen mehrere Bücher oder Teile von mehreren Büchern… sich befanden». .