Лазарь Лазарев - Коснувшись неба

Ветчинкин был верным помощником Жуковского - редактировал его статьи и книги: профессор иногда путал формулы и ошибался в расчетах.

О рассеянности Жуковского среди его учеников и друзей ходило множество анекдотов. Так, ехал он как-то на извозчике вместе со знаменитым профессором химии Иваном Алексеевичем Каблуковым, тоже весьма рассеянным человеком, в университет на лекцию. Подъехали. Сходят: Жуковский с левой стороны пролетки, Каблуков - справа. У дверей сталкиваются. Жуковский, улыбаясь, приподнимает шляпу:

- Мое почтение Ивану Алексеевичу!

Каблуков в ответ приветствует Жуковского.

Или - идет экзамен. Видимо, какой-то нерадивый студент "завалил", как теперь говорят, экзамен по механике и, пользуясь рассеянностью Жуковского и тем обстоятельством, что он плохо запоминает лица, решил тут же пересдать экзамен. Снова вошел, взял билет, сел готовиться. Но вдруг Жуковский говорит: "Позвольте, эту заплатку на правом башмаке я уже сегодня видел. Стало быть, вы, милостивый государь, уже у меня сегодня экзаменовались и, видимо, провалились. Ступайте отсюда".

В стенах технического училища Жуковского можно было часто видеть идущим по длинному коридору шаркающей походкой, со слегка опущенной головой с большим сократовским лбом и прижатой к груди широкой черной бородой с серебряными прядями седины. Как всегда, окружен студентами. Те что-то ему говорят, но профессор как будто их не слышит. Но вдруг он останавливается, поворачивается к стене и начинает чертить на ней пальцем формулы и при этом с жаром что-то объяснять студентам. Он настолько увлекается, что даже не слышит звонка на лекцию, продолжает стоять, пока кто-нибудь не напомнит ему об этом. Почему студенты так любили Жуковского? Лектор он был неважный. То, что как ученый знаменит - этого недостаточно, чтобы завоевать сердца молодежи. А дело в том, что у Жуковского была замечательная черта характера - подлинная интеллигентность, сочетающаяся с предельной искренностью. Со всеми, вплоть до первокурсников, он разговаривал как с равными себе. Когда к нему обращались с вопросом, никогда не стеснялся ответить: "Не знаю. Я еще не решил. Подумайте, может быть, вы решите". В нем не было и тени высокомерия, хотя он был избран членом-корреспондентом Академии наук и имел звание заслуженного профессора. И наконец, Жуковский получил чин действительного статского советника, приравненного, согласно табели о рангах, к чину генерал-майора. И не взирая на это, он был со всеми очень прост и обходителен. Очень гостеприимный хозяин, он любил видеть молодежь за своим столом. Архангельский стал частым гостем в квартире Жуковского в Мыльниковом переулке.

Здесь, в глубине тенистого двора, стоял двухэтажный флигель. Первый этаж занимала квартира Жуковского. В то время с ним жили его дети: старшая - Леночка и младший - Сережа. Хозяйством ведала экономка Петровна - непревзойденная мастерица печь пироги и кулебяки, которым гости Жуковского, а порой за столом собиралось до 10-15 человек, воздавали должное. Шура тоже не отставал. Как-то за таким обедом он поспорил со Стечкиным, что съест 20 голубцов. Но проиграл: съел только 19. На последний не хватило сил.

За столом всегда было очень весело. Кружковцы смеялись, шутили. После обеда Жуковский шел к себе в кабинет - часик отдохнуть, а потом поработать.

Ветчинкин садился проверять уроки у Леночки и Сережи, а позже Леночка звонила в кинотеатр, или, как тогда говорили, синематограф, на Чистых прудах - "Колизей" и заказывала одну-две ложи на вечерний сеанс. Жуковский очень любил кино, но обязательно со счастливым концом.

В обязанности членов воздухоплавательного кружка входило еще и то, что сегодня называется пропагандой авиации. Они помогали Жуковскому организовывать доклады и выставки, а сбор с них шел в фонд лаборатории, так как денег постоянно не хватало.

Влюбившись в Жуковского со всем пылом юношеской души, Шура и дома в кругу семьи то и дело сворачивал разговор на воздухоплавательный кружок. К самолетам стал проявлять интерес и его младший брат Володя, который в 1913 году заканчивал ту же гимназию, что и Шура. Однако у Володи еще в гимназии был обнаружен безукоризненный слух и он уже давно учился играть на фортепиано. Естественно, что перед ним встал вопрос: кем быть - музыкантом или инженером?

И Володя, подстрекаемый старшим братом, принял компромиссное решение: стал готовиться к поступлению в Императорское Московское техническое училище и одновременно в Московскую консерваторию по классу рояля. И что самое удивительное, ему удалось и то и другое окончить. В училище, став студентом, он также начал работать под руководством Жуковского, а в консерватории, благодаря своим блестящим музыкальным способностям, поступил в класс прославленного русского пианиста Игумнова.

1913 год для Шуры ознаменовался большой удачей. Николай Егорович опубликовал статью, посвященную исследованию винта Джевецкого. В примечании к этой статье было указано, что в работе принимал участие студент А. Архангельский. Именно с этого началась совместная научная и позже организаторская деятельность учителя и ученика.

В эти годы в самолетостроение пришли такие конструкторы, как Игорь Иванович Сикорский, создатель многомоторного самолета "Илья Муромец", Дмитрий Павлович Григорович, создатель летающих лодок, Яков Модестович Гаккель - конструктор первого в мире военного самолета, выдающийся летчик, штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров - основоположник фигурного пилотажа, выполнивший первым в мире 27 августа 1913 года свою знаменитую "мертвую петлю". Почти одновременно с ним эту же фигуру высшего пилотажа исполнил в воздухе известный французский летчик Адольф Пегу.

Но кто же первым выполнил "мертвую петлю"? Чтобы установить это, Пегу в мае 1914 года прибыл в Москву, где встретился с Нестеровым и убедился, что русский пилот был первым. Здесь же, в Москве, Пегу познакомился с Жуковским, а 18 мая все трое - Жуковский, Нестеров и Пегу выступали в Политехническом музее.

Перед этим русские летчики-офицеры предоставили Пегу для нескольких демонстрационных полетов на Ходынском аэродроме двухместный "Блерио". В тот солнечный майский день Шура Архангельский решил, что надо научиться самому пилотировать самолет, и отправился на аэродром. В наше время, чтобы сесть за штурвал самолета, необходимо закончить или летное училище, или, как минимум, аэроклуб. Тогда же достаточно было просто заплатить пилоту, взять у него несколько уроков, совершить несколько учебных полетов. Впрочем, учебными полеты назывались очень условно: ведь на двухместных самолетах не было, как у нынешних, двойного управления. Инструктор в лучшем случае мог только выкрикивать советы из задней кабины.