Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Во время совместного пребывания в Берлине военный атташе гер­манского посольства в Москве информировал начальника штаба вер­ховного главнокомандования вермахта Кейтеля о положении в Советском Союзе. Предметом обсуждений, по всей видимости, являлся и вопрос о взаимопонимании с Россией [774]. Кёстринг считал, что сде­лать Россию военным противником Германии было бы крайне опасным легкомыслием. Расчеты на то, что на безлюдных и непроходимых про­сторах русского восточного фронта японцы смогут оказать германским войскам действенную помощь, он отвергал как весьма сомнительные.

Кейтель посчитал его информацию настолько важной, что немед­ленно позаботился о встрече Кёстринга с Гитлером. Кёстрингу следова­ло в сопровождении главнокомандующего сухопутными войсками Браухича без промедления отправиться в Бергхоф и представиться Гитлеру. Таким образом, у него появилась возможность компенсиро­вать свое отсутствие на докладе 10 мая. Кёстринг отметил, что «Гитлер принял очень любезно, пригласил на завтрак. Затем последовал почти двухчасовой доклад, во время которого Гитлер дал мне спокойно выго­вориться, но со своей стороны даже не намекнул на собственные планы относительно России. Мое очень обстоятельное описание происшедше­го после чистки упрочения внутреннего положения в России, развития экономики он слушал некоторое время, не задавая вопросов, но затем внезапно попросил рассказать ему о Красной Армии» [775].

В ходе этой беседы Кёстринг упомянул кинофильм, в котором были запечатлены военные парады на Красной площади за несколько лет. Он содержал наглядный материал о внушительных советских военных до­стижениях за этот период. Кинофильм, позднее показанный Гитлеру, в немалой степени способствовал формированию у него знакомого нам восхищения Сталиным («Я совершенно не знал, — говорил он, — что Сталин такая симпатичная и сильная личность!»). По мнению Кёстринга, с этого начался «дружелюбный» период сближения двух дикта­торов [776].

В это время Гитлер и в самом деле очень интенсивно занялся «рус­ской альтернативой» [777]. 19 июня 1939 г. Петер Клейст сообщил одному из агентов советской разведки, что «в течение последних недель Гитлер обстоятельно занимался Советским Союзом и заявил Риббентропу, что после решения польского вопроса необходимо инсценировать в германо-русских отношениях новый рапалльский этап и что необходимо бу­дет с Москвой проводить определенное время политику равновесия и экономического сотрудничества» [778]. Советское правительство также узнало, что Гитлер все еще колебался между мирным и военным реше­нием польской проблемы, что для последнего случая военная акция Германии против Польши намечена на конец августа — начало сентяб­ря и что приготовления почти закончены. Советское правительство получило подробнейшие детали планирования, в том числе ему стало известно, что Гитлер намеревался нанести Польше несколько быстрых уничтожающих ударов, чтобы в кратчайший срок сломить ее сопротив­ление и ограничить войну местными рамками прежде, чем западные державы успеют прийти в себя. Клейст передал агенту и схему предпо­лагаемой германо-польской границы. Согласно этой схеме, в состав германского рейха включались польский коридор, Данциг, район Сувалки, Верхняя Силезия вместе с индустриальным комплексом, райо­ны Тешин и Билитц. Новая граница должна была проходить от города Торунь в направлении городов Познань и Лодзь, которые, однако, оста­вались за пределами новых границ рейха. Клейст прокомментировал это многозначительными словами: «Будем ли мы соблюдать эту грани­цу после решения польского вопроса — это другой вопрос».

Предупреждения подобного рода Советское правительство получи­ло в эти дни и из США. Из поступивших в Брюссель сообщений бывше­му американскому послу в Москве Дэвису стало известно, «что война как результат агрессии Гитлера уже на пороге и начнется или перед днем рождения Гинденбурга в августе, или же перед нюрнбергским съездом партии в сентябре» [779].18 июня президент Рузвельт пригласил Дэвиса на завтрак и поинтересовался состоянием советских перегово­ров с Англией и Францией. Дэвис, который неоднократно предупреж­дал английское правительство, ответил «откровенно», что он очень обеспокоен. «В дипломатическом корпусе в Брюсселе, — сказал Дэ­вис, — все говорят о том, что Гитлер использует любые средства, чтобы разобщить Сталина с западными государствами. От весьма высокопо­ставленного лица в Европе мне известно, что Гитлер и Риббентроп со­вершенно уверены в том, что смогут сманить Сталина у Англии и Франции. Президент ответил мне на это, что он попросил посла Уманского [780], когда тот уезжал в Москву, сказать Сталину, что если его пра­вительство будет сотрудничать с Гитлером, то Гитлер — и это ясно, как божий день, — разгромит Францию, повернется против России и насту­пит черед Советов». Президент попросил Дэвиса по возможности «до­вести эту весть до Сталина и Молотова».

В последние дни своего пребывания в Берлине Шуленбургу при­шлось почувствовать, как изменилась атмосфера. Самонадеянность руководящих кругов вновь возросла, изменение тона было просто уди­вительным. Главную роль играли радикальные элементы. У француз­ского посла в Берлине создалось впечатление, «что под их влиянием национал-социалистская дипломатия перешла в широкое и мощное контрнаступление на два фронта. В Берлине надеются, что оно демора­лизует Польшу, запугает англичан и положит конец всяким попыткам проводить так называемую политику окружения. Внимание руководя­щих кругов и (общественного) мнения по-прежнему приковано к пере­говорам (западных держав.— И.Ф.) в Москве. По мнению официальных германских кругов, эти переговоры являются пробным камнем. Полуофициальная пресса старается, в частности, внушить своим читателям, будто ей известна истинная подоплека русской пол­итики. Разногласия в Политбюро, мол, значительны, и игра еще не окончена» [781].

Для достижения в ходе «дипломатического контрнаступления» германских целей на Востоке решили активнее использовать помощь итальянской стороны. При этом хорошие отношения между Шуленбургом и Россо и поступающая через этот канал информация оказались очень полезными министерству иностранных дел Италии. Чиано по­лучил подробные сведения и о предпринимавшихся Шуленбургом в Берлине шагах [782]. В то время как вернувшийся в Москву Шуленбург в понедельник, 26 июня, приступил к исполнению своих обязанностей, Чиано провел в Риме с советским поверенным в делах Львом Парвус-Гельфандом длительную беседу [783].

Чиано пребывал в миролюбивом настроении, принял к сведению жалобы Гельфанда на итальянские ложные сообщения относительно событий на монгольском фронте и пообещал немедленно принять меры. Чиано дал понять, что итальянская сторона давно выступает за прекра­щение боевых действий Японии против СССР, и сказал: «Более того, мы заявили в Берлине, что целиком поддерживаем план Шуленбурга». На вопрос Гельфанда, о каком «плане» идет речь, Чиано пояснил, что во время пребывания в Берлине Шуленбург предложил «стать на путь решительного улучшения германо-советских отношений», для чего: