Ирина Карацуба - Выбирая свою историю.Развилки на пути России: от Рюриковичей до олигархов

Это понимали наиболее дальновидные дворяне, и этим же царь пугал менее дальновидных. В своем выступлении перед представите­лями московского дворянства 30 марта 1856 г. император сказал: «Слухи носятся, что я хочу объявить освобождение крепостного состо­яния... Я не скажу вам, чтобы я был совершенно против этого; мы живем в таком веке, что со временем это должно случиться. Я думаю, что и вы одного мнения со мною; следовательно, гораздо лучше, что­бы это произошло свыше, нежели "снизу"» (в записи А.И. Левшина, товарища министра внутренних дел).

В этой немногословной речи уже содержатся главные элементы конструкции крестьянской реформы: инициатива, исходящая от вер­ховной власти; навязывание царской воли русскому дворянству, не слишком сочувствовавшему реформаторским планам; стремление опередить пугавшее всех «движение снизу» (т. е. крестьянское восста­ние); наконец, взгляд на освобождение крестьян как на вектор исто­рического развития XIX века.

Здесь ясно обозначается еще одна важная причина отмены крепо­стного права — личность самодержца, осуществившего ее вопреки своим убеждениям предреформенной поры (когда он по некоторым вопросам был консервативнее своего отца). Действительно, импера­тор, по праву прозванный впоследствии «освободителем» (ссыльных декабристов, русских крестьян и болгар от турецкого ига), стал ре­форматором не в силу своих воззрений, а как военный человек, осоз­навший уроки жестокого поражения, и как самодержец, превыше всего ставивший престиж и величие возглавляемой им империи. Оп­ределенную роль сыграли и свойства его характера — доброта, сердеч­ность, восприимчивость к «гуманным идеям» — привитые ему всей системой воспитания В.А. Жуковского (приглашенного Николаем в наставники к цесаревичу). По словам Л .Г. Захаровой, тонкого знато­ка эпохи Великих реформ, «не будучи реформатором по призванию, по темпераменту, Александр стал им в ответ на потребности времени как человек трезвого ума и доброй воли». Правда, такая характерная российская зависимость правительственного курса от личных качеств правителя несла и немалую опасность для этого курса в случае изме­нения расположения «ума и воли» монарха. Увы, эта угроза реализо­валась, что привело к постепенному свертыванию реформ после 1866 г. и острому кризису 1879—1881 гг.

Разумеется, один император не смог бы провести огромную рабо­ту подготовки и проведения крестьянской и других реформ. Помощ­никами в этом деле для него стали, во-первых, русское образованное общество, интеллигенция, складывавшаяся в 1840-е гг. Из этой сре­ды вышли, например, такие деятели Великих реформ, как Юрий Са­марин, Константин Кавелин, Алексей Унковский. Во-вторых, либе­ральная бюрократия, формировавшаяся в Министерствах государ­ственных имуществ, внутренних дел, юстиции, морском ведомстве, канцелярии Государственного совета — оазисах просвещенного либе­рализма, чудом уцелевших в недрах николаевского плац-парадного государственного аппарата. Оттуда вышли такие деятели реформ, как братья Милютины и Сергей Ланской. Либеральная бюрократия не была отгорожена от общественных сил страны, она формирова­лась в содружестве с либерально настроенными учеными, литератора­ми, педагогами и т. д. Они дружили, общались на заседаниях ученых обществ и в великосветских салонах, особенно в знаменитом своими участниками и дискуссиями салоне тетки царя великой княгини Еле­ны Павловны. Эта среда, которую американский исследователь Теренс Эммонс назвал «бюрократическим "третьим сословием"», создала одну из главных предпосылок реформ Александра II.

П.В. Анненков писал о них — «изящные демократические чинов­ники, круг молодежи из служилой и высокопоставленной дворянской знати, интересовавшейся политэкономическими теориями и мечтав­шей благоустроить Россию посредством административных новшеств в европейском духе при сохранении самодержавия, дворянской собственности и сословного принципа». Девиз этой партии довольно точно выразил Константин Кавелин — «в России нет политического вопроса, а есть вопрос административный». В такой позиции, делав­шей ставку на инициативную роль монархии и преобразования «свер­ху», были как свои сильные (прагматизм и привязка к отечественным реалиям), так и слабые (незавершенность и половинчатость результа­тов) стороны, проявившиеся в ходе воплощения реформ в жизнь.

Сложным и спорным является вопрос о социально-экономических предпосылках отмены крепостного права. Если советские историки в основном развивали положение о кризисе и разложении феодально-крепостнического строя, то большинство западных исследователей приходит к заключению, что крепостная система хозяйствования на­кануне 1861 г. была вполне жизнеспособна. Впрочем, на сегодняш­ний день эти вопросы нуждаются в дальнейшем изучении. Бесспор­ным является то, что на подготовку реформы повлиял банковский и финансовый кризис конца 1850-х гг., вызванный войной. За годы войны общий дефицит государственного бюджета вырос в шесть раз, более чем наполовину уменьшилась обеспеченность золотом бумаж­ных денег. Известный экономист Л.В. Тенгоборский в 1856 г. подал царю записку, в которой призывал «принять неотложно самые реши­тельные меры к сокращению расходов... ибо в противном случае госу­дарственное банкротство неминуемо». Именно эти обстоятельства толкнули правительство на проведение широкомасштабной и не слишком выгодной как для крестьян, так и для дворян выкупной опе­рации.

Условия воли

Подготовка реформы растянулась почти на пять лет, на протяжении которых во многом изменился облик страны. В самом реформаторс­ком процессе видны три качественных скачка. Первый из них — пере­ход от секретности в разработке реформ к гласности — пришелся на конец 1857 г. Ему предшествовали важные события в общественной и политической жизни.

После московского выступления Александра II в марте 1856 г. весть о грядущих переменах разнеслась по стране и вызвала необы­чайный подъем как страхов, так и надежд русского образованного об­щества. «Крестьянский вопрос поднял все на ноги, все затушил и пог­лотил собою, многие с ума сошли, многие умерли... Нет ни палат, ни дома, ни хижины, где бы днем и ночью не думал, не беспокоился, не робел большой и малый владелец», — писал в столицу симбирский по­мещик. Беспокоиться и робеть было от чего — по словам другого про­винциального дворянина, «свобода крестьян... всех нас разорит, все у нас растащат». Основная масса дворянства была настроена насторо­женно и враждебно. Правительство, понимая это, первое время даже избегало говорить об отмене крепостного права, используя взамен формулировку «улучшение быта помещичьих крестьян».