Герберт Аптекер - Колониальная эра

Этот прогрессивный свод права оказал влияние на принятие аналогичных законодательных актов другими колониями, как, например, Коннектикутом. Он сыграл также немаловажную роль (как показал Роберт А. Рэтленд) в качестве одного из выросших на родной почве прецедентов, венцом которых явился американский «Билль о правах».

Ангелы мрака и ангелы света были такой же реальностью для европейской цивилизации XVI и XVII столетий, как и сам господь бог. Не кто иной, как Мартин Лютер, рассказывал с дотошными подробностями о своей встрече с посланцем дьявола и разъяснял, что он прогнал исчадие ада, запустив в него чернильницей.

Повсюду людей окружала тайна, и объяснением служило сверхъестественное. Повсюду людей окружали также лишения, невзгоды и страдания, и если бы решения вопросов стали искать на путях мирских дел, то эти поиски могли бы оказаться в высшей мере неприятными для тех, кто вершил такие дела. Вот почему в моменты всеобщих несчастий и катастроф появлялись ангелы мрака; больше того — именно они и вызывали такие несчастия и катастрофы. Заклясть и изгнать этих ангелов — значило выступить в роли социальных дел мастера и действенного представителя небес. То обстоятельство, что угрозы статус-кво являлись в буквальном смысле слова дьявольскими, упрощало их опровержение; это вовсе не обязательно означало, что опровергатели были демагогами.

«Основные уставы» или «Свод свобод», утвержденные для колонии Массачусетс-Бей в 1641 году, устанавливали двенадцать преступлений, караемых смертной казнью, и среди них ведовство — в соответствии с библейским наставлением: «А ведьмам жить не дозволяйте». В этом установлении колония была заодно с законодательством всей Европы и больше того — всего христианского мира.

Принятие этого закона явилось частью усилий пуританской олигархии, направленных на удержание своих позиций; и всякий раз, когда позиции эти оказывались под серьезной угрозой, закон заново извлекался на свет. Это имело место, например, в 1650‑х годах перед лицом угроз, исходивших от род-айлендского богохульства и бунта и от квакерского радикализма. То же самое имело место в широких размерах в конце 1680 — начале 1690 годов, и об этой истории стоит рассказать подробнее.

Террор охоты за ведьмами был насажден отчаявшимся правящим классом, который чувствовал, что его власти угрожает все более серьезная опасность. Он вовсе не «зародился в детских фантазиях нескольких крошечных девочек», как утверждает позднейший летописец — Мэрион Л. Старки, пытаясь «пересмотреть письменные свидетельства в свете открытий современной психологии, в первую очередь фрейдистской школы». Пока есть дети, всегда будут «детские фантазии», но в чем они заключаются, какие интересы возбуждают, какое истолкование получают, в каких целях могут быть использованы — все это зависит отнюдь не от крошечных девочек.

Неверно было бы поступать так, как Паррингтон: приклеивать священникам ярлык «слепых поводырей слепых, одобрявших нетерпимость суждения масс», тем самым фактически возлагая ответственность на массы; это же делает на иной лад и мисс Старки, приписывающая ликвидацию террора «непреклонному отказу немногих уступить истерии и безумной логике многих».

Но ведь не «многие» председательствовали в судилищах, служивших орудием охоты за ведьмами: в них председательствовал заместитель губернатора Стоутон. «Цвет общества» — вот кто создал и составил комитет по охоте за ведьмами, который объезжал массачусетские деревни, выискивая ведьм и осуждая их. Президент Гарвардского университета — вот кто писал ученые доказательства реальности ведовства и необходимости его искоренения, а его сын, священник, строчил другие ученые доказательства, под которыми поставили свои подписи виднейшие сановники колонии.

Государственный и пропагандистский аппарат правителей — вот кто вызвал к жизни истерию охоты за ведьмами и всячески старался поддерживать эту истерию; а их чиновники — вот кто заточал в тюрьмы, пытал и предавал казни ведьм. «Цвет общества» — вот кто оставался неудовлетворенным простыми «признаниями» и настаивал на том, что истинные признания должны сопровождаться упоминанием имен сообщников дьявола и что только тогда кающийся преступник будет избавлен от смертной казни. И тот же «цвет общества» пришел в ярость, когда некоторые из кающихся преступников — будучи не в силах жить под бременем своей лжи и ужаснувшись при виде тех страданий, причиной которых послужили их «признания», — стали отрекаться от собственных показаний; в таких случаях именно «цвет общества» отказывался верить отречениям, усматривал в них доказательство сговора с дьяволом и предавал казни терзающихся угрызениями совести доносчиков. Более того, очевидные факты показывают, что в данном случае — как и в случае имевшего место поколением раньше преследования квакеров — именно негодование и протест народа помогли положить конец кровавой оргии .

Профессор Уэртенбейкер убедительно указал на связь, существовавшую между установлением теократией этого царства террора и осознанием ею того факта, что власть ускользала из ее рук. К 1650 году священники были встревожены растущим влиянием купцов, которые, как заметил один клирик того времени, «не гнушаются терпеть разного рода греховные суждения о них, приманивая людей приезжать и поселяться среди нас и наполняя при этом свои кошели звонкой монетой», не смущаясь тем, что в то же время колония наполняюсь «раздорами, а церковь нашего господа Христа — заблуждениями». А несколько лет спустя преподобный Джон Хиггинсон в проповеди об избранниках божьих счел своим долгом предостеречь: «Новая Англия возникла как рассадник веры, а не как рассадник барышничества, и те, кто наживает сто на сто, зарубите это себе на носу!»

В своей пользовавшейся весьма большим влиянием истории Новой Англии — «Magnalia Christi Americana» 5Коттон Мезер подробно рассказывает, что в тот же период один священник, читая проповеди в северо-восточной части Массачусетса, увещал своих слушателей оставаться «религиозным народом, исходя из того соображения, что иначе они отвергнут главную цель колонизации этой глухомани», вслед за чем он был прерван — само по себе неслыханное оскорбление — репликой «хорошо известной особы» в конгрегации: «Сэр, вы ошибаетесь — наша главная цель заключалась в том, чтобы ловить рыбу!»

Все, следовательно — от Роджера Уильямса и его проклятого, но преуспевающего Род-Айленда до упомянутого дерзкого рыбака, — указывало на растущую секуляризацию в жизни Массачусетса и крепнущую оппозицию репрессивному владычеству теократии. Этому процессу содействовали события английской политической жизни, побудившие Якова II объединить все колонии Новой Англии (а позднее еще Нью-Йорк и Джерси) во «владение Новая Англия» (1686 год). Это имело своим результатом назначение весьма непопулярного королевского губернатора — сэра Эдмунда Андроса, а также отмену колониальных хартий и ликвидацию правительственных органов управления, в том числе тех, в которых господствовала массачусетская теократия.