Альберт Аспидов - Петербургские арабески

Вот в это самое время и прибыл в Царское Село генерал Уваров, которому, как указывалось выше, было поручено сформировать лейб-гвардии Кавалергардский полк. Решить эту задачу Уваров намеревался за счет попавшего в немилость полка.

Для комплектования Кавалергардского полка от конногвардейцев были взяты, вопреки громким возражениям великого князя Константина Павловича, лучшие люди и лошади. Это около трех эскадронов. Понятно, что офицерское собрание обиженного полка такое бесцеремонное обращение восприняло с большим неудовольствием. О последствиях этого события затем вспоминали так: «Способ формирования — причина натянутых, чтобы не сказать враждебных отношений, возникших между конной гвардией и кавалергардами. С сего дня и зародилось в великом князе (Константине. — A.A. ) неудовольствие против кавалергардского полка и шефа его Уварова».

Поселили новый гвардейский полк в казармах, устроенных в бывшем Баурском «доме с колоннами» (некогда приобретенном генералом Бауром для Генерального штаба), что был у Поцелуева моста на Мойке. К казармам присоединили и находившийся рядом Литовский замок.

В ноябре 1800 года Конногвардейский полк был возвращен из ссылки и помещен в дом у Измайловского моста на Фонтанке, приобретенный в казну в 1797 году у полковника Гарновского. Дом этот походил на крепость: «…с толстыми стенами, выстроенный в виде пустого четырехугольника, с двумя только воротами».

Лица, близко знавшие императора Павла Петровича, вспоминали, «что он имел искреннее и твердое желание делать добро. Все, что было несправедливо или казалось ему таковым, возмущало его душу, а сознание власти часто побуждало его пренебрегать всякими замедляющими расследованиями». Малейшее колебание при исполнении его приказаний, малейшая неисправность по службе влекли за собой жестокий выговор, и даже наказание без всякого различия лиц. Никто не мог быть уверенным в своем нынешнем служебном положении и будущем. За исключением простых тружеников и солдат, которым нечего было терять. Последние были довольны тем, что не одним им достаются в жизни шишки, а первые стали желать перемен. Особое недовольство в светском обществе вызвал разрыв с Англией, захватившей Мальту, и неожиданная дружба с Бонапартом.

Такие перемены в настроениях общества почувствовал Саблуков, когда после возвращения в Петербург стал получать приглашения на интимные обеды и вечера. Противоположные намеки и сомнения стали терзать его душу. В этой сложной ситуации полковника конной гвардии выручил советом его старый друг, художник, поэт и философ Н.И. Тончи.

Николай Иванович сказал: «Будь верен своему государю и действуй твердо и добросовестно; но так как ты, с одной стороны, не в силах изменить странного поведения императора, ни удержать, с другой стороны, намерений народа, каковы бы они ни были, то тебе надлежит держаться в разговорах того строгого и благоразумного тона, в силу которого никто бы не осмелился подойти к тебе с какими бы то ни было секретными предложениями». Саблуков постарался следовать этому совету, что было не легко. Его примеру последовали и другие офицеры полка.

Во главе заговора против императора стоял тот, кому Павел больше всех доверял, безоглядно верил. Это был граф П.А. фон дер Пален — столичный военный губернатор, начальник тайной полиции, первоприсутствующий в Коллегии иностранных дел. Он сосредоточил в своих руках фактическую власть в столице и использовал ее для увеличения числа недовольных Павлом, привлечения их к заговору и предупреждения очень возможного провала. В числе руководителей и организаторов задуманного переворота были также граф Н.П. Панин, шеф Кавалергардского полка генерал-адъютант Уваров, братья Зубовы. Кавалергарды приняли деятельное участие в этом заговоре, имевшем в виду «революционные» перемены (говорили и о конституции).

Первоначально низложение Павла было намечено на 15 марта 1801 года: в этот день в караул Михайловского замка (резиденцию Павла) вступал полк, на который заговорщики могли положиться. Однако им пришлось поторопиться: должен был приехать преданный царю граф Аракчеев. Акция теперь была назначена на 11 марта, понедельник 6-й недели Великого поста.

В это время во внутренних покоях императора должен был находиться караул от эскадрона Саблукова лейб-гвардии Конного полка. Пален и Уваров взяли на себя устранение этого опасного для них обстоятельства.

11 марта после утреннего развода H.A. Саблуков повел 24 рядовых, трех унтер-офицеров и одного трубача нести караульную службу в комнате перед кабинетом императора. Николай Александрович на этот день был назначен и дежурным по полку (вопреки служебным правилам, не допускавшим совмещения таких двух ответственных дежурств на одно время) и вынужден был вернуться в казармы, поручив караул корнету Андреевскому.

Однако в десять часов вечера за ним явился фельдъегерь от царя с приказом немедленно явиться во дворец.

После ужина в хорошем настроении Павел вышел в комнату перед своей спальней, где был построен караул от конногвардейцев. Обращаясь к Саблукову, он заявил: «Вы — якобинцы». Озадаченный полковник отверг это обвинение. Тогда император распорядился: «А я лучше знаю. Сводить караул!» Саблуков подал соответствующую команду. Караул повернулся направо, к выходу, и отправился домой. Вместо него Павел у дверей своей спальни поставил двух невооруженных лакеев в гусарской форме.

Льстивый царедворец Пален внушил императору мысль о ненадежности Конногвардейского полка, ссылаясь на полученные им сведения. Руководитель тайной полиции ненавидел Павла и готовил ему гибель, устраняя теперь последнее для этого препятствие рукой самого доверчивого и обманутого монарха.

По ночным улицам Петербурга, в санях, полковник Саблуков вернулся в казармы у Измайловского моста на Фонтанке. Там он продолжил свое тревожное необычное дежурство, размышляя об увиденном.

Время уже шло к четырем часам утра, когда к воротам казармы прибыл из Михайловского замка новый вестник. Он сообщил, что император Павел скончался — умер от удара. Полк должно было немедленно привести к присяге императору Александру.

К пяти часам, когда уже начало светать, весь полк был построен в пешем строю во дворе казарм. Полковой священник вынес крест и Евангелие на аналое и поставил его перед полком.

Однако солдаты, еще недавно видевшие Павла в добром здравии, отказались присягать. Они хотели убедиться в том, что Павел действительно мертв. Солдаты любили Павла и в большинстве своем были преданы императору. Строгости царя в основном относились к командирам. Солдаты же после вахтпарадов и смотров получали двойную порцию пищи, порцию водки и денежные награды.