Дмитрий Шерих - Улица Марата и окрестности

А вот еще: «На третьем этаже жили мы, а через площадку помещался Скобелевский комитет, почему-то ведавший прокатом кинофильмов – русских и иностранных. Родители познакомились с дирекцией этой конторы, и нас часто по вечерам приглашали на просмотры новых картин. Там был очень уютный небольшой зал, и, сидя за чаем с пирожными, мы смотрели видовые фильмы, драмы и Патэ-журнал, который "все видит и все знает"».

В своих записках Евгений Гершуни не только описал облик дома, но и назвал некоторых его тогдашних жителей. Знаменитость среди них одна – Арон Симанович, секретарь Григория Распутина: он жил в первом этаже и «предоставлял свою квартиру для свиданий с многочисленными поклонницами придворному старцу».

Да, это правда: купец 1-й гильдии, торговец бриллиантами Арон Симанович жил какое-то время на Николаевской, 8! Здесь обитала и вся его немалая семья – в том числе второй сын, которого Распутин излечил от пляски святого Витта. Это событие Симанович много лет спустя описал в мемуарах:

«Распутин вышел к нему из своей комнаты, сел напротив него в кресло, опустил на его плечи свои руки, направил свой взгляд ему твердо в глаза и сильно затрясся. Дрожь постепенно ослабевала, и Распутин успокоился. Потом он вскочил и крикнул на него: "Пошел, мальчишка! Ступай домой, иначе я тебя выпорю". Мальчик вскочил, засмеялся и побежал домой».

Бежать, скорее всего, пришлось с Гороховой улицы (где жил Распутин) сюда – на Николаевскую.

Конечно, бывал на Николаевской, 8, и сам Распутин. Только вот со свиданиями вопрос: куда бы девались в таких случаях многочисленные Симановичи? К тому же есть теперь биографы старца, которые призывают не верить наветам. Уверяют, что Распутин не был так похотлив, как это пытались представить его враги. На эту тему, впрочем, можно поспорить, и масла в огонь обсуждения подбросит еще дом № 70 по улице Марата...

А что пишут историки об Ароне Симановиче? Пишут разное, но сходятся в одном: он был персоной неоднозначной и в своем роде яркой. Прибыв в Петербург из провинции, сумел довольно быстро сколотить капитал. Особенно преуспел в годы Первой мировой. Полиция, наблюдавшая за ним, составила такую характеристику купца: «Хотя и платит купеческие налоги, но, по-видимому, торговлей не занимается, а целью его числиться в купеческом звании является право жительства в столице... Симанович – человек весьма вредный, большой проныра, обладающий вкрадчивыми манерами, способный пойти на любую аферу и спекуляцию».

С Распутиным Симанович познакомился достаточно случайно, но свой шанс использовал на все сто. Он стал незаменимым помощником старца, посредником между ним и многочисленными просителями. При этом сам обрел огромное влияние и большие деньги...

Уже после смерти старца, в эмиграции, Симанович написал книгу «Распутин и евреи» – чрезвычайно красочную, наполненную множеством живописных подробностей. Вот, например, картинка из частной жизни патрона:

«Собственные комнаты Распутина были почти совсем пусты... Только в рабочей комнате стояло несколько кожаных кресел, и это была единственная более или менее приличная комната во всей квартире. Эта комната служила местом интимных встреч Распутина с представительницами высшего петербургского общества. Эти сцены обычно протекали с невозможной простотой, и Распутин в таких случаях соответствующую даму выпроваживал из своей рабочей комнаты словами: "Ну, ну, матушка, все в порядке!"

После такого дамского визита Распутин обыкновенно отправлялся в напротив его дома находящуюся баню. Но данные в таких случаях обещания всегда исполнялись».

Наверное, Симановичу можно верить: распутинская жизнь проходила у него на глазах. Хотя как знать... Серьезные историки, во всяком случае, сильно сомневаются в правдивости его книги.

Воспоминания Николая Лейкина, знаменитого когда-то писателя и купца, начинаются с таких строк: «Родился я в Петербурге, в ночь с 7-го на 8-е декабря 1841 г., по тогдашнему наименованию в Грязной улице, ныне Николаевской, во дворе, в деревянном доме, там, где теперь стоит большой каменный дом под № 10».

Известно, что тот одноэтажный дом принадлежал серебряных дел мастеру Уварову; рождение Лейкина стало самым ярким событием в его истории. Впрочем, вскоре семейство Лейкиных отсюда съехало, так что мы оставим пока Николая Александровича в покое. Мы о нем еще вспомним, да не раз...

Нынешний дом № 10, построенный по заказу купца Щедрова, сменил немало хозяев. В 1910-е годы им владело семейство Квашниных-Самариных, которое здесь же и обитало. Многие члены этой семьи оставили заметный след в истории, и среди них – Евдоким Николаевич Квашнин-Самарин, известный моряк. В Русско-японскую он руководил тралением мин в районе Владивостока, в Первую мировую был военным историографом Морского генерального штаба. Написал труды, не потерявшие значения и ныне...

Но самый яркий эпизод в истории этого дома случился уже при советской власти, перед наступлением нового 1938 года. В конце декабря 1937-го к портному Александру Ивановичу Катуну, жившему здесь в квартире № 3, нагрянули гости. Как ни стеснил визит старого мастера, огорчений по этому поводу он не испытал. Ведь приехал не кто-нибудь – Александр Иванович Куприн!

Дом № 10

Дамский портной Катун пользовался до революции большой популярностью. Он был знаком со многими писателями и артистами. С Куприным Катун дружил с давних пор: Александр Иванович нередко ночевал на квартире у портного (вначале на улице Жуковского, потом на Николаевской), сочинял экспромты на его семейные торжества. А в 1912 – 1913 годах состоялся своеобразный «обмен любезностями»: вначале Куприн праздновал 25-летний писательский юбилей и Катун был его гостем, а потом 25-летие своей трудовой деятельности отметил уже портной – а писатель был у него почетным гостем...

В мемуарах опереточного актера Николая Радошанского есть красочный эпизод, связывающий вместе Куприна, Катуна и Николаевскую улицу. Действие тут происходит в предреволюционную пору.

«Мы возвращались домой вместе с А.И. Куприным и его другом, цирковым артистом клоуном Жакомино. На дворе стоял лютый мороз. Несмотря на теплые меховые шубы, мы поеживались от пробиравшего нас холода. На Николаевской улице (ныне ул. Марата) к нам подошла молодая женщина в ярком не по сезону капоре. Она была легко одета и дрожала от холода. Это была, как тогда говорили, "ночная фея".

"Фея" обратилась к Куприну и что-то пробормотала. А.И. Куприн пристально посмотрел на нее, затем неожиданно снял с себя дорогую шубу с бобровым воротником и накинул на плечи женщины.