Георгий Зуев - Петербургская Коломна

Брата и сестру тревожит обстановка на фронте. Взяты Эзель и Даго. В этой военной операции участвовал старший сын Анны Андреевны, Дмитрий. Запись в дневнике 1 октября: «Морской бой около Эзеля. Говорил с Анютой по телефону. Она очень волнуется…».

На уже упоминавшемся совещании у Горького 4 марта, том самом, на которое не дошел К.А. Сомов, была избрана «Комиссия по делам искусства», возглавленная Максимом Горьким. Всех волновал вопрос об охране памятников и произведений искусства, находящихся в частных и государственных собраниях. Во время Февральской революции некоторые из них пострадали. Бойкая распродажа частных художественных коллекций началась сразу после Февральских событий. «В дни Керенского, – вспоминал И.Э. Грабарь – увозили целыми поездами картины, скульптуру». Ящики, чемоданы, кофры, набитые предметами искусства и антиквариата, через Финляндию уходили в Скандинавские страны, а оттуда уже по всему миру и за океан. Из России в буквальном смысле уплывали уникальные произведения искусства.

В июне 1917 года петроградские газеты пестрели объявлениями типа: «Анонимное общество покупает у населения гобелены, картины, гравюры, изделия из серебра и бронзы». В Россию съезжались заокеанские скупщики антиквариата, помещавшие предложения о покупках художественных ценностей. В суворинском «Новом времени» Горький опубликовал протестующую статью «Американские миллионы», в которой писал: «…лавина американских денег, несомненно, вызовет великие соблазны не только у темных людей Александровского рынка, но и у людей более грамотных, более культурных. Не будет ничего удивительного в том, если разные авантюристы соорганизуют шайки воров специально для разгрома частных и государственных коллекций художественных предметов… Еще менее можно будет удивляться и негодовать, если напуганные „паникой", усиленно развиваемой ловкими политиками из соображений „тактических“, обладатели художественных коллекций начнут сами сбывать в Америку национальные сокровища России, прекрасные цветы ее художественного творчества… Мне кажется, что во избежание разврата, который обязательно будет внесен в русскую жизнь потоком долларов, во избежание расхищения национальных сокровищ страны… Правительство должно немедля опубликовать акт о временном запрещении распродажи частных коллекций прежде, чем лица, уполномоченные правительством, не оценят национальное значение подобных коллекций».

Временное правительство молчало, художественные сокровища продолжали успешно вывозиться за границу. «Время еще не ушло, – писал М. Горький, и можно бы сохранить много ценного и необходимого для культуры России».

Через некоторое время в кадетской «Народной свободе» появилось сообщение: «Временное правительство вполне согласно с необходимостью принять меры к охране художественных ценностей». Был даже образован комиссариат по охране художественных ценностей в составе Н.Ф. Неклюдова, Ф.И. Шаляпина, М.В. Добужинского, Н.К. Рериха и А.И. Фомина. В художественных кругах возник вопрос об образовании Министерства изящных искусств (вместо Министерства Императорского двора).

Однако общественность тут же усмотрела в этом акте не что иное, как попытку подчинить искусство власти. Посыпались протесты, особенно со стороны «левых» художников и писателей, они в конечном итоге в противовес комиссариату образовали свой временный комитет уполномоченных, в него от секции литературы вошел В.В. Маяковский. Комитет, в свою очередь, принял обращение союза художников, артистических, музыкальных и поэтических обществ, издательств, журналов и газет с протестом против недемократических попыток захватить заведование искусством в свои руки с помощью учреждения Министерства искусств.

Часть деятелей искусства, объединившись на довольно непонятной организационной платформе, протестовал против подчинения их буржуазному правительству, а вместе с ним и министерству, где якобы распоряжались представители консервативной интеллигенции. Особенно активно выступал Маяковский, он с яростью предостерегал от главенства в художественной жизни представителей «Мира искусства», особенно таких, как Бенуа, Добужинский и Сомов, отделяя от них «русское самобытное искусство, которое является выражением стремления к демократизации…». Одновременно «левые» обрушились с нападками на Максима Горького, обвиняя его в предательстве и сотрудничестве с Временным правительством. 25 марта 1917 года в помещении Михайловского театра прошел полуторатысячный митинг деятелей искусства, на котором «левые», объединившись, дали бой захватившим власть «мироискусникам».

Накануне Октябрьского восстания 1917 года на квартиру А.Н. Бенуа прибыли два комиссара военно-революционного комитета, ответственных за охрану музеев и художественных коллекций. Вместе с Александром Николаевичем они выработали план действий по сохранению художественных сокровищ.

Штурм Зимнего дворца стал, по существу, и штурмом Эрмитажа. В Смольном к Луначарскому с искаженным лицом подскочил меньшевик Богданов-Оленич, размахивая руками, он кричал: «Слышите, Луначарский, ваши пушки разбивают дворец Растрелли!» К счастью, «Аврора» стреляла холостыми.

Секретная бумага князя Гагарина из Министерства канцелярий заблаговременно уведомила господ хранителей, что «вечером 25-го сего октября 1917 года на Нововоинскую платформу товарной станции Николаевской железной дороги будут поданы вагоны под погрузку музейных вещей, совместно с прочим дворцовым имуществом» и что «перевозка означенного имущества на товарную станцию будет осуществлена в течение ночи автомобильным транспортом Конюшенной части».

Сотни ящиков составили в вестибюле Главного подъезда Эрмитажа для эвакуации. Бенуа не смог убедить Керенского отказаться от небезопасной вывозки художественных ценностей в Москву. Инициатор эвакуации, Керенский остался непреклонен. Бессонная ночь для служителей. Керенский распорядился начать погрузку третьей партии эрмитажных вещей.

Выстрел с «Авроры» и дребезжание дворцовых стекол все расставили на свои места. «Доигрались, – скажет директор Эрмитажа граф Д.И. Толстой, – поздравляю Вас, господин Бенуа! Не Вы ли, дражайший Александр Николаевич, человек нашего круга, поборник чистого, не Вы ли еще в апреле, когда Ульянов-Ленин объявился в Петрограде, публично выразили благорасположение к большевикам и призывали с присущим Вам красноречием русскую интеллигенцию не сжигать кораблей своего идеализма! Проболтали Россию, проглядели, пролузгали!»

Академик Александр Бенуа, друг семейства Сомовых, тончайший эстет, художник и очаровательный человек, главный идеолог художественного объединения «Мир искусства», с марта 1917 года стал неузнаваем. В своих воспоминаниях бывший редактор кадетской «Речи» И.В. Гессен писал с великой желчью и раздражением об «измене Бенуа»: «Один лишь Бенуа с крикливым большим красным бантом в петлице, не соответствовавшим его изящному вкусу, заявил, что, будучи непримиримым противником войны, он не считает возможным дальше принимать участие в газете, стоящей за продолжение войны… Открытыми противниками войны стали большевики и льнувшие к ним интернационалисты, которые в лице перекочевавшего в горьковскую „Новую жизнь“ Бенуа получили первую авторитетную поддержку совершенно, казалось бы, чуждых им слоев, хранивших лучшие традиции императорской России».