Георгий Зуев - Петербургская Коломна

В газете «Новое время» в ноябре 1904 года появилась статья капитана 2-го ранга Н.А. Кладо. Он указывал на недостаточную боеспособность эскадры З.П. Рожественского для перевеса сил на театре военных действий и призывал к срочной посылке всех возможных военно-морских резервов на подмогу Тихоокеанскому флоту. Это мнение, поддержанное большинством руководителей российского флота, одержало верх на совещании, проводившемся 11 декабря 1904 года генерал-адмиралом и великим князем Алексеем Александровичем. Снаряжение отряда поручили бывшему начальнику Учебного отряда Черноморского флота контрадмиралу Н.И. Небогатову. Ему же 22 января 1905 года вручили распоряжение о назначении командующим отрядом и предписание о немедленном следовании на соединение со 2-й эскадрой Тихого океана, стоявшей тогда на якоре в далеком африканском порту Носи-Бе.

Непривычные климатические условия, сезон дождей, эпидемии добавили работы медицинскому персоналу эскадры. Среди мрачных черных контуров боевых судов, собравшихся на рейде, госпитальное судно «Орел» выделялось своим гражданским видом и белой окраской, женский персонал ассоциировался с оставшимися в далекой России матерями, женами и невестами. Со всех кораблей взоры офицеров и матросов обращались к «Орлу» как к островку домашнего уюта и тепла. Здоровые завидовали больным: ведь их отправляли на плавучий госпиталь, где за ними ухаживали молодые, улыбающиеся, одетые в белое сестры милосердия.

Адмирал Рожественский своим приказом строго регламентировал порядок посещения госпитального судна для врачей с других кораблей и прочих членов команды эскадры. Неукоснительно взыскивал с виновников, нарушавших его распоряжения. Исключение он делал только для себя. «Орел» посещался им значительно чаще, чем остальные суда эскадры. И не столько потому, что на нем служила сестрой милосердия племянница его жены, сколько из-за своей пылкой привязанности к старшей сестре госпиталя, дочери генерала Сиверса Н.М. Сиверс. Об их отношениях знала вся эскадра.

По этому поводу постоянно и много говорили, острили, злословили не только офицеры, но и матросы. Моряков возмущали казавшиеся неуместными частые обеды адмирала с громкой музыкой, шампанским в кают-компании «Орла» и «интимные беседы» со старшей сестрой плавучего госпиталя. Отмечали, что в эти моменты адмирал делался добродушным человеком и его уже нельзя было представить в привычном для всех образе разъяренного быка. Специальным катером с очередным дежурным офицером флагманского броненосца «Суворов» адмирал почти ежедневно посылал на «Орел» огромные букеты экзотических цветов. «Какая забота о раненых, засыпал их цветами», – острили офицеры. Все знали, что на госпитальном судне нет ни одного раненого. «Орел» отличался от кораблей и транспортов эскадры не только белизной и большим количеством женщин на борту. Здесь отсутствовала элементарная дисциплина, столь присущая военно-морскому флоту.

После одного из посещений «Орла», в день церемонии похорон матроса, командующий, ломая в бешенстве перья, написал гневный приказ по поводу порядков на госпитальном судне. В приказе значилось: «В то время как на всех судах эскадры и на всех транспортах офицеры и команды стояли во фронт, на госпитальном „Орле“, даже в моем присутствии, слонялись скопища разношерстного люда. Место на палубе, откуда спускали на миноносец тело покойного, оказалось залито грязью… Свободные от службы сестры милосердия любопытствовали, сидя в разных местах на планшире и перевешивались за борт через леера, вперемежку с грязно одетой женской прислугой…». Главному доктору приказано незамедлительно навести на судне должный порядок, подтянуть дисциплину сестер милосердия, чтобы на всех флотских церемониях они не гуляли по кораблю, а занимали бы определенное место и «не толпою, а в рядах и непременно одинаково, по форме одетыми».

Стоянка эскадры в Носи-Бе затягивалась. Упорно распространялись слухи, что общественность России требует вернуть корабли в Кронштадт. Газеты писали, что длительная стоянка эскадры стоит очень дорого, дает время японцам произвести ремонт и довооружение своих кораблей и, таким образом, хорошо подготовиться к встрече русского флота. Япония действительно срочно готовила свои базы, интенсивно укрепляла береговые батареи орудиями, снятыми с фортов Порт-Артура. Путь во Владивосток практически наглухо закрыт. Из Европы и Америки в Японию шли караваны со снарядами, пушками, броневым листом, амуницией и провизией. Японский флот в изобилии обеспечивался всем необходимым, боезапасы продолжали доставляться целыми флотилиями транспортов.

В подобной ситуации адмирал Рожественский должен принять единственно правильное решение. Можно вернуться обратно в Россию и сохранить людей и флот. Была возможность оставаться некоторое время в Китайском море, у Пекадорских островов и Формозы, угрожая торговому сообщению японцев и выжидая благоприятного момента для прорыва во Владивосток. Наконец, обсуждался вариант форсировать Цусимский пролив всем флотом, под прикрытием густого тумана, всячески избегая боя. Конечно, легко рассуждать сейчас, спустя век, но во всех случаях следовало выбрать решение, позволяющее сохранить флот и экипажи судов. Адмирал выбрал продолжение похода на Восток и повел эскадру на неминуемую гибель.

Покидая 4 мая 1905 года Камрангскую бухту, эскадра располагала сведениями, что уже в ближайшее время могут начаться боевые действия. 6 мая орудийным салютом отметили день рождения императора Николая II. В тот же день в районе между островом Формоза и Филиппинами крейсер «Олег» задержал шедших без опознавательных огней два английских коммерческих парохода. По приказанию командующего суда подверглись тщательному досмотру. Выяснилось, что пароход «Олдгамия» вез контрабандный груз керосина для Японии. Судно объявили военным призом, английскую команду с него сняли и заменили русским экипажем, направившемся во Владивосток. В 7 часов утра к трапу застопорившего машины госпитального судна «Орел» подошла весельная шлюпка с крейсера «Олег». По распоряжению командующего эскадрой адмирала Рожественского на борт «Орла» доставили капитана «Олдгамии», двух его помощников и буфетчика. Англичане были вполне здоровыми людьми и в какой-либо медицинской помощи, тем более в условиях специального госпитального судна, не нуждались.

По приказанию главного доктора «Орла» по ручному семафору на флагманский броненосец передали просьбу разъяснить цель помещения английских пленных на госпитальном судне. Полученный ответ на семафор озадачил командира плавучего госпиталя: «Берегите их целыми до Владивостока». Главный доктор госпиталя Я.Я. Мультановский и его командир капитан 2-го ранга Лохматов только пожали плечами и не могли не исполнить противоречившего международному кодексу приказа. Англичан разместили отдельно от команды и предоставили им необходимые условия и удобства в пути. Все понимали, что с этой минуты «Орел» автоматически терял статус неприкосновенности, распространенный Гаагской конвенцией на госпитальные суда. Информация о случившемся быстро дошла до японцев, вероятнее всего, от капитана второго английского парохода, которому разрешили следовать к Формозе.