Джеймс Рестон - Священное воинство

За десятилетия связь Старца Горы с далекими персидскими имамами ослабла отчасти и потому, что они не одобряли его притязаний на положение «божества». Он перестал считать себя верным шиизму, его последователям было разрешено есть свинину и пить вино. Рашид даже начал изучать Библию и заявил, что он-де готов принять христианство, если тамплиеры освободят его от ежегодной дани.

«Благородное христианское учение, — писал в связи с этим епископ Тирский, — выигрывает от сравнения с тем, с помощью которого Мухаммед, этот жалкий искуситель, обманул своих последователей. Знакомство с истиной заставило Синана презреть те заблуждения, которые он впитал с молоком матери». Храмовники явно радовались интересу Старца Горы к их вере, имамы же отвергли его. Один мусульманский путешественник того времени, Ибн Джубаир, писал: «Их „пророк“ — это дьявол в человеческом облике по прозванию Синан, который обманывает своих последователей с помощью лжи и химер, заставляя их действовать, как ему выгодно. Он околдовывает их с помощью темных чар, так что они поклоняются ему, словно божеству. Они унижаются перед ним и дошли до такой степени покорности, что любой из них бросится в пропасть, если Синан им это прикажет. Аллах по воле своей допускает заблуждения для одних, а других ведет прямым путем. Нет Господа, кроме Него, и лишь Его следует почитать».

Отпавший от шиизма, провозгласивший себя божеством и проявлявший притворный интерес к христианству, Синан стал еретиком во всех смыслах. При этом Старец Горы сделался особенно опасным. Страшная репутация этой секты фанатиков и самоубийц быстро распространялась по свету. Некоторые, по иронии судьбы, увидели в ней объект для поэтического воспевания, прославляя в стихах насилие, подогретое наркотическим безумием. Слепую преданность ассасинов своему вожаку сравнивали с верной любовью. Один стихотворец писал: «Ваша власть надо мной больше власти Старца Горы над своими людьми». Другой утверждал: «Я служу нашей любви так же верно, как ассасины служат своему повелителю». Третий провозглашал: «Я — ваш ассасин, чающий достигнуть рая, выполняя ваши приказы».

В 1191 г. высокомерный Конрад, маркиз Монферратский, граф Тирский зашел слишком далеко в своих авантюрах. Отколовшись от короля Ричарда, он заплатил дорогой ценой за независимость. Маркиз остро нуждался в деньгах, чтобы платить французским и иным перебежчикам. Однажды во время бури в гавани Тира укрылся корабль ассасинов с ценным грузом. Конрад захватил судно, заточил его команду в тюрьму и велел убить капитана. Когда Старец Горы потребовал вернуть корабль и команду и заплатить компенсацию за гибель своего человека, Конрад с презрением отверг это предложение. Рашид же был не из тех, кто повторяет требования дважды. Он просто собрал фидаинов и объявил им свою «фетву» («высшую волю»). Не прошло и года, как Конрад свернул на узкую улочку, которая привела его в глубь мусульманского ада…

Как записал по этому поводу мусульманский историк Ибн аль-Атир, «в этом году, 13 числа месяца райиля был убит франкский маркиз, правитель Тира, величайший нечестивец среди франков Конрад Монферратский, да проклянет его Аллах».

Убийство Конрада Монферратского означало возвращение общей сумятицы. Саладин не получил от смерти маркиза никаких преимуществ, поскольку он хотел использовать Конрада для создания раздоров между крестоносцами. Всякий раз, когда Конрад предлагал сепаратный мир, Ричард узнавал об этом от своих шпионов и присылал людей с более выгодными предложениями. Всего за четыре дня до убийства в лагерь султана явился посланник Конрада с очередными предложениями. Независимый правитель Тира, не участвовавший в Крестовом походе, давал султану большие возможности маневрировать.

Еще меньше это убийство было на руку королю Ричарду. Оно расстроило его план немедленного отъезда из Палестины. Конрад мог обеспечить порядок в стране, а теперь на это нельзя было надеяться; к тому же французы заподозрили Ричарда в причастности к этому убийству. Отъезд пришлось отложить. Ричарду надо было искать новую возможность политического маневра.

Тут на первый план выступил Генрих Шампанский. Этот молодой, но смелый и талантливый военачальник, родич как английской, так и французской династий, был бы хорошим выбором. Он пользовался авторитетом и уважением в армии крестоносцев; о нем даже сложили песню: «И один лишь граф Шампанский вселяет в сердца надежду. Верный сын Иерусалима, подобный новому Гераклу, он сражается силою меча и веры». Франки уважали его как полководца, а мусульмане считали разумным и умеренным человеком, противником, с которым вполне можно вести переговоры. Генрих, как уже говорилось выше, даже однажды посетил Старца Горы и был свидетелем того, как два фидаина пожертвовали своими жизнями, чтобы доказать преданность «пророку».

Но король Ричард настаивал, чтобы Генрих, для подтверждения прав на престол, женился на вдове Конрада Изабелле, которая была в это время беременна от маркиза. Это предложение вызвало крупный разговор между дядей и племянником. Генрих понимал: если у Изабеллы родится мальчик, именно он будет наследником престола. Кроме того, связав себя с этой женщиной, он, Генрих, застрянет в Палестине и не сможет вернуться в Шампань.

«Я дам тебе больше, чем ты мог бы получить, вернувшись в Шампань, — отвечал Ричард. — Я обещаю, что если, Бог даст, вернусь в Англию, то оттуда снова прибуду к тебе на помощь с такой мощной армией, что покорю для тебя все это королевство. Я рассчитываю приобрести такую военную мощь, чтобы захватить даже Константинопольскую империю. Ты получишь от меня также Кипр, поскольку король Ги не заплатил за него полной стоимости».

Генриха все это не очень убедило, но выбора не было, и оставалось принять предложение Ричарда.

Через четыре дня Генрих женился на Изабелле и стал правителем Тира. Этот брак вызвал неодобрение среди мусульман. «Она беременна, — писал один хронист, — и все же Генрих женился на ней, а это хуже прелюбодеяния. Я спросил одного из придворных, кто же будет считаться отцом ребенка, и он ответил: „Это будет ребенок королевы“. Таково нечестие этих неверных!»

Несколько месяцев после происшествия не стихали сплетни и слухи насчет того, кто же подлинный его виновник. Многие рассматривали ассасинов лишь как орудие и шептались о том, что его вдохновителем был Ричард или Саладин, а французы вообще вслух называли Ричарда заказчиком. Когда эти рассказы достигли Франции и дошли до Филиппа Августа, они обросли еще более невероятными слухами. Теперь уже говорили, что король Ричард не только использовал ассасинов для убийства Конрада, но собирается-де таким же образом поступить и с французским королем. Филипп тут же усилил личную охрану и стал шарахаться от каждого нового человека, появлявшегося в Фонтенбло.