Лев Никулин - Мертвая зыбь

Артамонову было нестерпимо скучно в Ревеле, он до сих пор считал его русским губернским городом, а не столицей эстонского буржуазного государства. Все его раздражало, даже крепостные стены и башни, Вышгород, по-эстонски Тоомпеа, административный центр, узенькие улицы старого города, здание ратуши со шпилем и флюгером, изображающим воина с алебардой, герб города и купеческой гильдии - белый крест на красном поле. Эстонские буржуа, как крупное купечество во времена Большой гильдии в пятнадцатом веке, считали себя хозяевами страны. И каково было это терпеть ему, Артамонову, офицеру гвардии его величества. Он и его друзья должны были заискивать перед новоиспеченными министрами и генералитетом. Артамонов был уверен, что это ненадолго, что он еще расплатится с этими господами за унижение. А пока надо было терпеть и вести скучную переписку с Берлином, Парижем, Варшавой, со штабом Врангеля, расквартированным в Сербии, с Высшим монархическим советом, с молодым и старым князьями Ширинскими-Шихматовыми, с Николаем Евгеньевичем Марковым, по прозвищу "Валяй, Марков", известным в прошлом скандалами в Государственной думе, членом Думы от Курской губернии, пользующимся теперь влиянием при дворе "Верховного". Как и Щелгачев, Артамонов люто ненавидел "адвокатишек" маклаковых и милюковых, болтавших о какой-то конституции, сидевших все-таки в Париже, а не в Ревеле.

В тот вечер Артамонов спешил домой. Он ожидал к себе Щелгачева, у которого были какие-то новости из Стремске Карловцы от людей, близких к Врангелю. И когда хорошенькая горничная Эрна открыла Артамонову дверь и сказала, что его ожидает господин, Артамонов был уверен, что это Щелгачев. Но он увидел совершенно незнакомого ему человека. Тот поднялся навстречу, вертя в руках какой-то маленький конверт.

- С кем имею честь?

- Позвольте для начала вручить вам письмо Варвары Николаевны... сказал гость.

Артамонов машинально вскрыл конверт, пригласил гостя сесть и прочитал: "Милый, дорогой мой Юрий, это письмо тебе вручит Павел Петрович Колесников, оказавший мне большую услугу. Какую - он сам тебе скажет. Слава богу, все обошлось... Обнимаю тебя, Христос с тобой, дорогой мой, береги себя ради светлого будущего. В.С.".

- Так... Стало быть, вы прямо из Москвы?

- Нет. Я ездил в Берлин по командировке, на обратном пути задержался на один день в Ревеле. Простите, явился в такой поздний час. Так удобнее для меня. Менее заметно.

- И вы возвращаетесь в Москву?

- Так точно.

- Значит, вы, как это у вас называется, "совслуж"?

- Да. Приходится служить.

- И вы рискнули посетить гидру контрреволюции?.. Ну что ж, я вам благодарен за весть о тетушке Варваре Николаевне. Она пишет, что вы оказали ей услугу.

- Незначительную. У Варвары Николаевны были неприятности с домкомом. Ну, я их припугнул, только и всего.

- Значит, в Ревеле вы проездом... Где остановились?

- В гостинице "Золотой лев".

В передней послышался звонок. Артамонов извинился и вышел в переднюю. Раздались негромкие голоса, затем Артамонов вернулся. С ним вошел коренастый, невысокий блондин с седыми висками.

- Штабс-капитан Всеволод Иванович Щелгачев, - представил его Артамонов, - при нем можете говорить все, решительно все.

- Что, собственно, вас интересует?

- Прежде всего, как там живется в Москве? Вы давно оттуда?

- Пошла вторая неделя. Я, как изволил вам докладывать, сейчас из Берлина.

- О... Так вы совсем свежий гость, - сказал Щелгачев. - Ну, как там в столице Совдепии?

- Подожди, Всеволод, - сказал Артамонов. - Такого гостя надо принять, как водилось у нас в прежнее время на Руси. Пожалуйте в столовую, я распорядился. Ничего особенного, знаете, как мы здесь живем, по-походному.

- Не откажусь.

Щелгачев и Артамонов переглянулись, и все трое перешли в столовую. Стол был накрыт не по-походному. Гостю налили большую рюмку. Чокнулись. Выпили по одной, по другой. Закусили ревельскими кильками.

Щелгачев спросил:

- Вы служили на военной службе, я полагаю? Или пошли по штатской?

- Я поручик. Служил в эту войну в запасном батальоне Самогитского гренадерского полка.

- По этому случаю надо выпить. Армейские, кстати сказать, перепивали нас, гвардейцев. - И Артамонов снова налил гостю.

- Я, должен признаться, выпущен был из Александровского училища в шестнадцатом году, в запасной батальон. Так что в германскую почти не пришлось воевать. Гонял запасных бородачей на плацу. Но зато в гражданскую повоевал. - И гость осушил рюмку.

Как-то незаметно перешли к воспоминаниям о походах, о марковской дивизии, о начальнике дивизии Блейше, которого доконала не пуля, а тифозная вошь, вспомнили Ростов-на-Дону, Харьков, Киев.

Веко у гостя дергалось, и, видимо, не от вина.

- Это у меня память о контузии под Синельниковом... А в Киеве хорошо пожили. Зимой, в девятнадцатом. Была одна рыженькая из шантана, Зиночка...

- Эге, этак, если перебирать рыженьких да черненьких, мы, пожалуй, с вами, поручик, окажемся свояками... - смеялся Артамонов.

- В общем, пили, ели - веселились, посчитали - прослезились, - мрачно сказал Щелгачев. - А все-таки почему мы не дошли до Москвы?

- Антанта не поддержала, сволочь! - сказал гость.

- Немцев надо было, немцев...

- Видал я их на Украине, тоже, знаете ли, драпали от красных нах фатерланд. Что теперь говорить, надо было делать по-другому, по-умному.

Артамонов и Щелгачев переглянулись.

- А вот вы скажите, поручик, как же вы после всего докатились до "совслужа"? Интересно все-таки...

- Грустная история. Свалил меня в Орле сыпняк, на улице прямо с коня свалился. Приютило меня одно семейство, а то я бы в дороге непременно подох. Месяц провалялся в чулане. Еле поднялся на ноги... В Орле - красные. Наши драпают на юг - не догонишь. Добрался до Москвы. Там родственнички: "Уйди, ради бога. А то нам расстрел". Слава богу, приютила одна добрая душа, в Кунцеве. Помог еще один человек: дал совет - поступай на службу, устрою, состряпал документы. И вот второй год служу экономистом, даже за границу послали... Вот она, жизнь...

Хозяин и Щелгачев переглянулись.

- Слушайте, вы, Колесников, или как тебя... Давай начистоту. Ты не в Москве, а в Ревеле. Понимаешь? - И Щелгачев опустил руку в карман.

- Ну ладно, господа... - И Колесников отчетливо произнес: "Санкт-Петербургский столичный ломбард, квитанция шестнадцать тысяч четыреста шестьдесят семь..."

- Покажите!.. - задыхаясь сказал Артамонов.

Колесников достал из бумажника квитанцию и положил на стол. Артамонов сверил номер квитанции по своей записной книжке и с облегчением вздохнул:

- Господи, наконец!

- Александр Александрович жив, правда, чуть не умер от тифа, полтора месяца провалялся в больнице в Иркутске... Дайте-ка ножичек или ножницы...