Лев Никулин - Мертвая зыбь

Он выскользнул в дверь. Якушев покачал головой. Хорош! Полицейская крыса!

Дверь заскрипела, и вошел, вернее, вбежал Стауниц.

- Прошу прощения. Опоздал, надо было оповестить наших, времени мало. Будет Ртищев, вы его знаете, Зубов - это курсант, об остальных скажу позже...

Открывалась дверь, входили люди и усаживались на скамью несколько поодаль. При тусклом свете лампочки трудно было разглядеть лица.

- Кажется, все, - сказал Стауниц. - Господа, нам предстоит выслушать важное сообщение Политического совета.

Не поднимаясь с места, Якушев начал:

- Мы, то есть Политический совет, получили инструкции от Высшего монархического совета из Берлина. Мы не нашли нужным познакомить вас, господа, вашу группу с этими инструкциями. И вот почему: Политический совет считает, что из Берлина нельзя диктовать нам, как поступать. Наши собратья за границей не знают обстановки, они оторваны от России. Нам на месте виднее. Мы сами определим наши задачи и поставим в известность Высший монархический совет о том, какие решения примет предстоящий съезд наших единомышленников - членов Монархической организации центральной России.

Якушев уловил легкое движение и понял, что его слова приняты одобрительно.

- В связи с созывом съезда возникает очень важный вопрос. Речь идет о средствах. Мы ожидаем от наших соратников за рубежом не указаний, как нам действовать, а реальной денежной помощи. Нужны не добрые советы, а деньги. Помощь, которую мы можем получить от наших единомышленников здесь, ничтожна, Надежды, которые мы возлагали на одного "испытуемого", рухнули, на нэпманов надеяться нельзя. Нэп их устраивает. Главное - получить средства от промышленников за границей и от иностранных правительств. В связи с этим очень важно установить постоянную и прочную связь с заграничными монархическими организациями, с Берлином, Парижем. Политический совет ведет переговоры с одним пограничным государством о том, чтобы организовать безопасный переход границы. Как и каким образом это будет сделано, я вам, по понятным причинам, не скажу. Но мы уверены, что такая связь будет установлена. Наконец, в целях конспирации внутри страны и для сношения с зарубежными организациями наша МОЦР будет иметь наименование "Трест". Об этом мы уведомили Высший монархический совет. Я сказал все.

Поднялся Ртищев, откашлялся, вытер платком губы, по всему видно, что он готовился произнести длинную речь.

Якушев знал заранее, что это будет нудное и велеречивое излияние в духе церковной проповеди и листовок монархического "Союза русского народа", будут повторяться слова: "Русь", "престол", "самодержавие", "обожаемый монарх"... Сколько таких речей придется еще выслушать, а может быть, и произнести самому, чтобы козырять монархическими убеждениями! Но теперь он знал цену этим речам и знал, почему их надо произносить среди врагов.

Пока говорил Ртищев, можно было вглядеться в лица тех, кто сидел против него на скамье. Якушев обратил внимание на молодого человека с сильно напудренным лицом и порочным чувственным ртом, на совсем юную девушку с косами, старательно уложенными под шапочкой. "Эта дуреха куда затесалась?" Рядом с ней сидел пожилой человек в пальто, в темных очках, затем бородач в поддевке, типичный "охотнорядец", вспомнилось Якушеву. Но больше других заинтересовал военный в длинной кавалерийской шинели. Он сидел неподвижно, опустив голову и уставившись в пол. Это был, наверное, курсант Зубов.

- Дорогие собратья, - журчал Ртищев, - я имел высокую честь присутствовать на том заседании, где составлялся ответ на послание Высшего монархического совета. Не могу скрыть от вас моей тревоги, в этом послании сказано: "Не напирать на монархизм". Собратья! Можем ли мы, верноподданные, скрывать свои чувства от народа? Можем ли мы, говоря с солдатами, умолчать о священной цели нашей - о воцарении вновь на престоле царя-батюшки, державного хозяина земли русской...

Якушев встал:

- Позвольте вас прервать! Я не могу допустить разглашения письма, которое принято нашим верховным органом и направляется за границу в зашифрованном виде, - это нарушение конспирации...

Ртищев открыл было рот, но ничего не сказал и сел. Фонтан красноречия иссяк, эффекта не получилось.

Тогда поднялся Стауниц.

"Этот, по крайней мере, не дурак, а откровенный подлец", - подумал Якушев.

Стауниц говорил отчетливо, громко, с легким немецким акцентом:

- Дело с добыванием денег обстоит весьма скверно. Между тем предстоят расходы в связи с нашим съездом. Мы обсуждали не раз планы, как раздобыть деньги, и остановились на одном: получить деньги при помощи экспроприации. Намечено одно районное отделение Госбанка. Подробно обсуждать этот план мы не будем. Скажу только - есть оружие, есть люди, исполнители, имеющие опыт. Во главе их мы поставим Дядю Васю. Он мастер в этом деле. - Стауниц наклонился к Якушеву: - Желательно знать ваше мнение.

Для Якушева возникло серьезное испытание. Надо было не запретить грабеж, а убедить в бессмысленности его. Допустить "экспроприацию" только для того, чтобы схватить участников, - нельзя, это могло вызвать подозрение, встревожить всех членов МОЦР.

- Очень сожалею, что я не был, когда вы обсуждали вопрос об "эксе". Господа, я понимаю, что деньги нам очень нужны, но давайте подумаем, что произойдет, даже если будет успех. Этим актом мы поднимем на ноги не только милицию, уголовный розыск, но и ГПУ. В Москве очень давно не было таких актов. И что мы получим? Какими ресурсами обладает районное отделение Госбанка? Из-за каких-то незначительных сумм поставим под удар не только вашу "семерку", но и всю организацию в целом. Думаю, что без стрельбы дело не обойдется, будут убитые или раненые, начнутся аресты, следствия... А ведь главная задача сейчас - собирать силы, исподволь готовить переворот, завязать прочные связи с заграницей, получить крупные суммы от промышленников и зарубежных эмигрантских организаций. И это дело, можно сказать, на мази. А вы хотите рискнуть буквально всем из-за каких-то ничтожных сумм и расплатиться, может быть, кровью наших людей!

Все молчали. Вдруг вскочила девушка и, задыхаясь, крикнула:

- Нет! Так нельзя больше! Нет!..

Якушев слегка вздрогнул и повернулся к ней. "Гимназисточка, - подумал он. - Что с ней?" Потом мягко спросил:

- Что это с вами, моя милая?

Она залепетала быстро и невнятно:

- Мы ничего не делаем... Мы ничего не сделали... Я так не могу! - Она всхлипнула.

Стауниц повернулся к Якушеву:

- Позвольте, я объясню. Зоя настаивает на террористическом акте. Она предлагает себя как исполнительницу. - Вдруг он озлился и зашипел: - Если мы будем прислушиваться к бредням каждой девчонки, которая ставит под удар всю нашу работу, нам этого не простят! Ни отечество, ни наши собратья за рубежом.