Неизвестен Автор - В Мраморном дворце

Кисловский, Игорь и я жили в палатках, которые поставили рядом. У меня была такая палатка, в которой можно было только лежать. Я спал в мешке, подбитом мехом, он был очень удобный и теплый.

30 июля была дневка. Служилась обедня и молебен по случаю дня рождения наследника Алексея Николаевича: ему исполнилось десять лет. Служил наш полковой батюшка, перед походным престолом. Во время литургии поднялся ветер и воздухи над св. Дарами, стоявшими на походном жертвеннике, стали развиваться, стало страшно, как бы не упала чаша. Я подошел к жертвеннику и придержал воздухи.

Я раза два в эти дни встретился с Иоанчиком - он был ординарцем при штабе 1-ой Гвардейской кавалерийской дивизии. Второй раз это случилось, когда мы проходили через Владиславов, и мы успели обменяться с ним несколькими словами.

1 августа, смененные драгунским полком, мы вышли из Ширвиндта и расположились квартиро-биваком в деревне Мейшты, что к северу от Владиславова. Офицеры уже расположились по-эскадронно в отдельных дворах, собрание приготовляли рядом, во фруктовом саду, лошади были расседланы... Вдруг внезапно под городом послышались пушечные выстрелы, огонь начал быстро усиливаться. Ген. Шевич послал брата Олега к начальнику дивизии узнать, что будет приказано делать Гусарскому полку. Начальник нашей дивизии, ген. Раух велел полку седлать и, оставаясь на правом фланге наших войск, ожидать дальнейших приказаний.

4 и 5 эскадроны рассыпались в цепь на опушке леса, под командой гр. Велепольского. Когда мы подходили к лесу, мы встретились с кирасирами его величества. Во главе их находился полк. Коленкин. При этом мы любовались двумя солдатами, которые перед нами, в полуверсте, подле дороги, собирали телефонную проволоку под шрапнельным огнем, и делали свое дело, не торопясь, совершенно спокойно. Немецкие шрапнели ложились уже в самом Владиславове, где начались пожары.

По дороге из города, кучками и поодиночке, потянулись напуганные жители. Между ними мы узнали начальника почтового отделения, который спешно уносил почтовые бумаги. Он подошел к офицерам вручить только что полученные на их имя телеграммы.

Около 5 часов к ген. Шевичу подъехал драгун, который в полном замешательстве стал докладывать, что Ширвиндт уже занят немцами и что войска отступают. Никто, конечно, не поверил ему, тем более, что стрельба немецкой артиллерии стала утихать. Вскоре затем пришло известие, что противник от Ширвиндта отступил.

Немецкая артиллерия принесла довольно значительные повреждения обоим городам: как Ширвиндту, так и Владиславову. Много строений в первом из них было разрушено, между прочим, был разгромлен дом, в котором за два часа до этого находилось наше собрание. Крыша и колокольня кирки носили следы шрапнельных пуль. Большая часть снарядов ложилась в центре города, на площади. Во Владиславове шрапнели также попали в несколько домов. Одна из них убила смотревших в окно двух еврейских детей. Несмотря, однако, на все эти происшествия, жизнь в городе к вечеру опять закипела и жители стали возвращаться - многие из них даже вовсе не уходили.

Наша артиллерия не осталась в долгу перед немцами. Один из наших снарядов убил командира неприятельской батареи, причем пуля пробила подзорную трубу, в которую он смотрел. Эту подзорную трубу и еще много других трофеев захватили наши доблестные артиллеристы, когда немецкие пушки были впопыхах увезены.

День 1 августа останется у нас навсегда в памяти, как первый день серьезного боя в эту войну.

5 августа было солнечное затмение и как раз в те минуты, когда оно происходило, наша дивизия встретилась с 1 Гвардейской Кавалерийской дивизией.

Я был рад встретить мужа моей сестры Татианы, Костю Багратиона. В колонне обоза я увидел моего камердинера 3 - он был призван на военную службу и попал в Конную гвардию, в денщики к Иоанчику.

6 числа был известный бой Гвардейской конницы под Каушеном, во время которого командир 3 эскадрона Конной гвардии ротмистр бар. Врангель (впоследствии Главнокомандующий Добровольческой армией) атаковал, во главе своего эскадрона, немецкую батарею.

К сожалению, я не участвовал в этом бою, потому что 4 эскадрон был назначен охранять обоз 1-го разряда. Слышал впереди выстрелы, но не знал, что происходит. Мне помнится, что я стоял возле скирды сена, когда увидел несколько конногвардейцев. Я их спросил, что происходит впереди. Один из них, бойкий парень, ответил мне, что Конная гвардия, как всегда, побеждает. Мне очень понравился его ответ.

После боя наш эскадрон был назначен в охранение. Ясно помню, что когда полк собрался вместе, уже почти стемнело. Я стоял в группе наших офицеров, говорили, что Врангель убит; Гревс и Велепольский жалели убитого, как хорошего офицера, которого они знали еще по Японской войне. Вдруг в этот момент появляется сам барон Врангель, верхом на громадной вороной лошади. В сумерках его плохо было видно и он казался особенно большим. Он подъехал к нам и с жаром, нервно, стал рассказывать, как он атаковал батарею. Я никогда не забуду этой картины.

В этом бою поручик Кауфман был ранен в нижнюю часть живота. Он умер в госпитале в Вильне, в той самой палате, в которой через два месяца умер мой брат Олег. Его напутствовал, как и Олега, протоиерей о. Георгий Спасский, приобретший позже, в эмиграции, в Париже, громадную известность и популярность

Когда в Петербурге были получены первые сведения о бое при Каушене, жена военного министра, пресловутая Е. В. Сухомлинова, поздно ночью позвонила А. Р. Вскочив с кровати, А. Р. из другой комнаты подбежала к телефону. Сухомлинова ей сообщала, что произошел большой бой с немцами, что потери большие, но что я и мои братья живы. Адъютант военного министра прочел А. Р. список убитых, в котором было много ее знакомых.

Глава двадцать девятая

В эти дни 3 и 4 эскадроны, под командой полк. Гревса заняли город Рессель, где встретились с уланами ее величества. Уланские офицеры и наши завтракали вместе в ресторане. Странно было сидеть за большим столом, покрытым белой скатертью, и пользоваться ножом и вилкой. Я почувствовал, что отучился есть в культурной обстановке, питаясь наскоро в поле и на биваках. Во время завтрака пришла депутация от города, с повязками Красного Креста на рукавах, и вручила командующему уланами полк. Княжевичу контрибуцию в размере тридцати тысяч германских марок. Среди депутации был и католический священник, тоже с повязкой Красного Креста.

Рессель был красиво расположен, и я любовался видом на долину перед городом, по которой вилась обсаженная деревьями дорога. По ней мог подойти противник, чтобы выгнать нас из города. К вечеру мы вернулись на бивак, поместились в каком-то помещичьем доме, и спали в большой комнате, в которой висела гравюра, изображавшая Вильгельма II молодым.