Неизвестен Автор - В Мраморном дворце

На следующее утро, перед выступлением, полк. Гревс, стоя перед маленьким образом в углу, в котором он спал, молился Богу. Я ясно вижу его в защитной гимнастерке, с красным боевым ремнем. Гревс был очень симпатичный человек и прекрасный товарищ в мирной обстановке, а на войне еще лучше: всегда спокойный, распорядительный и храбрый. Находиться под его командой было одно наслаждение.

В палатке я спал только лишь в первые дни войны, потом мы всегда останавливались в домах, что, конечно, было гораздо приятнее. Наша собранская кухня действовала отлично и мы хорошо ели. Старший собранский вестовой Мишенин был распорядительным и толковым человеком. Но было особенно приятно получать из дому съестные припасы: мы всегда делились ими. А. Р. посылала мне, что могла.

Олег в эти дни попрежнему находился в штабе.

"Я очень доволен, - писал Олег 15 августа ген. Ермолинскому. - Отношения прекрасные. Наступление тоже... Я пишу дневник полка и нахожусь при штабе, где приходится много работать и бывать под огнем. Но все же хотелось бы в строй".

Вспоминаю, как мы 13 августа подходили к крепости Тапиау. Мы захватили с налету укрепленный лес и определили, что правый берег Деймы сильно укреплен и занят пехотой противника. Держали позицию до прихода пехоты. С темнотой полк отошел в направлении Велау. Дело было так: 4 эскадрон подходил к лесу по полю, справа от нас шло шоссе, обсаженное деревьями, перед нами - небольшой лес, за лесом - спуск к реке, через нее - мост. Совершенно неожиданно нас стали обстреливать с опушки леса. Мы сразу же повернули и полным ходом стали уходить. Наконец, мы остановились, спешились и рассыпались в цепь. В это время я остался командовать эскадроном, потому что ротмистр Раевский уехал за приказаниями. Мы начали наступать на лес. Не помню, стреляли ли в это время или нет. Брат Игорь был со мной, но затем почему-то надо было отступать. Чтобы гусары не думали, что мы отступаем, брат Игорь и я за ним начали кричать: "Заманивай! Заманивай!" - вспомнив, что так делал Суворов, чтобы подбодрить свои войска. И это подействовало. Мы снова двинулись вперед. На опушке леса оказались свежие окопы, оставленные неприятелем. Видимо противник отступил к Тапиау.

На ночь нас отвели куда-то очень далеко, в направлении Велау. Когда мы шли от леса по шоссе полк. Греве послал меня сказать полк Гревсу, чтобы мы, в виду близости противника, шли без разговоров и не курили. Заночевали мы в какой-то большой усадьбе.

В двадцатых числах августа наша дивизия стала на отдых. Наш полк расположился биваком в деревне Рейшенфельд, в которой оставался несколько дней. Когда наша дивизия приближалась к местам своего отдыха, мы повстречались на дороге с шедшей нам навстречу 1 Кавалерийской дивизией, которой командовал ген. В. И. Гурко, сын фельдмаршала. Он ехал во главе своей дивизии. Вид у него был настоящий кавалерийский. Сидел он верхом лихо, приятно было на него смотреть, в особенности, если его сравнивать с нашим генералом Раухом, у которого вид был отнюдь не спортивный. Раух храбростью тоже не отличался.

В моем представлении, начальник кавалерийской дивизии должен быть всегда впереди, подбадривать свои полки и вообще быть примером лихости и храбрости. Ничего этого не было у Рауха. Он был всегда злой и не в духе, с полками не здоровался и нашими симпатиями не пользовался. Но от него нельзя отнять, что он был знающим генералом. Так как его нервы не выдерживали звука выстрелов, то ему бы следовало не дивизией командовать, а сидеть где-нибудь в большом штабе. Там он принес бы больше пользы. Так думали многие из нас.

В Рейшенфельде Олег, Игорь и я поместились в одном доме. Вместе с письмами, пришли посылки из дому.

Олег был очень энергичен и добросовестно вел полковой дневник, для чего расспрашивал офицеров об их действиях. Я старался использовать это время, отдохнуть и набраться сил.

Все трое мы послали однажды дяденьке телеграмму о том, что с благодарностью думаем о нем и следуем его советам: ведь два года подряд, живя в Павловске, мы ежедневно ездили с ним верхом, в любую погоду, и вообще были под его надзором. Я обязан ему в частности тем, что я знал, как мне одеваться соответственно погоде. Дяденька телеграммой был очень тронут.

В день приезда ген. Ермолинского, который приехал нас навестить, меня послали в штаб дивизии с каким-то поручением. В штабе дивизии мне вручили пакет, который я должен был отвезти в штаб ген. Хана-Нахичеванского. Я поехал туда с несколькими гусарами, но лишь вечером добрался до штаба Конного отряда. Тут я заночевал, и только на следующий день увидел корпусного командира.

Ген. Хан-Нахичеванский принял меня и я отдал ему пакет. Рука его была на перевязи, он был легко ранен. Оказалось, что я привез представления к наградам. Хан, который хронически всюду опаздывал, и в этот день все сидел у себя в комнате, когда пора было выступать.

Исполнив поручение, я отправился обратно и добрался до штаба нашей дивизии, когда уже пришли на бивак. Ген. Раух сидел в кресле, видимо, в дурном настроении. В этот день он едва не был убит снарядом, попавшим в фабричную трубу, подле которой он сидел со своим штабом. Когда я вошел, ген. Раух неприятным тоном разговаривал со своим начальником штаба, полк. Богаевским.

Едва мы начали располагаться на биваке, как нас подняли и перевели в другое место, потому что Раух был в паническом настроении и ему все грезилась какая-то опасность.

28 августа наш эскадрон был послан с места ночлега, из деревни Марценшики, на разведку, на юг, в направлении озер, около Орловен.

Не доходя Нейдзальского леса, из эскадрона были высланы веером, через лес и в обход его, шесть разъездов: три офицерских и три унтер-офицерских. Ядро эскадрона втянулось в лес и, дойдя до озер с дачным поселком и охотничьим домиком, остановилось уже в сумерках.

У опушки леса разъезд, которым я командовал, увидел на дороге трех немецких улан. Я дал знак стрелять. Двое упало, третий удрал. Одного из упавших мы нашли. Мне стало как-то жаль убитого и я его перекрестил.

Когда мы вернулись к эскадрону, я застал наших офицеров в очень тревожном настроении: выяснилось, что лес, в котором мы находились, был окружен наступающими немецкими войсками. По всем дорогам через лес, а также восточнее и западнее его, двигались на северо-восток германские колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, обходившие эскадрон, который таким образом оказывался в мешке. Свободным был только пройденный уже путь на Гольдап, до Орловен оставалось еще верст десять-пятнадцать. Положение создавалось тяжелое. Здесь я уступаю место моему однополчанину пор. С. X.Рооп:

"Теперь только нам точно известно местонахождение обходивших неприятельских частей, - говорит С. Т. Рооп, - а тогда эскадрон видел только ближайшее окружение себя противником и знал только, что свободный для него обратный путь - лишь уже пройденный им. О движении противника было послано донесение в Штаб 2 Кавалерийской дивизии в дер. Соколькен, где предполагался, согласно приказа по дивизии, ночлег. Донесение отправлено было с тремя гусарами, в том числе и вольноопределяющимся Эрдели.