Маргарита Альбедиль - Индия: беспредельная мудрость

Разделяя идеи бхакти о равенстве всех людей перед богом, перед милостивым Рамой, Тулсидас нисколько не сомневается, что его подданные должны свято чтить кастовые законы. Он ввел в свою поэму эпизод, которого никак не могло быть в классической «Рамаяне» Вальмики. В нем повествуется о том, как Рама, скитаясь со спутниками в лесу, попадает в хижину лесной дикарки Шабари, и та, будучи неприкасаемой, но желая угостить пришельцев, выбирает для них плоды и надкусывает каждый из них, не имея представления о правилах этикета. Рама же, принадлежащий к высшей касте, не просто принимает плоды, да еще надкусанные, из рук неприкасаемой, что само по себе его пагубно оскверняет, но и с благодарностью их ест. Неприкасаемая дикарка тем самым в своей искренней любви к богу приравнивается к представителям высших каст.

Итак, все люди равны перед Рамой, но каждый обязан «с кастой согласно закон свой соблюдать». Такова утопия Тулсидаса – «царство Рамы». Его подданные безгранично любят своего царя, неукоснительно соблюдают все кастовые законы и предписания и потому благоденствуют, не зная страданий и мук, бедности и лишений, и даже «на базаре без денег каждый может получить товар». Это «царство Рамы» противопоставляется жестокой кали-юге. И до сих пор индийцы называют гармоничное и справедливое устройство общества «царством Рамы», а политические деятели используют его в воззваниях к народу. Лозунг «Свобода, равенство и братство» в Индии возникнуть не мог, так как он не созвучен индийскому космосу с его строго ранжированным разноуровневым обществом.

Таким образом, «царство Рамы» включает в себя как необходимый элемент ничем не нарушаемую кастовую идиллию. В самом деле, каста приросла к индийцу как вторая кожа; она относится к числу самых старых и самых традиционных институтов индийского общества, существующих уже не одно тысячелетие. В самой Индии и за ее пределами сменяли друг друга цивилизации, возникали и рушились империи, чередовались эпохи и поколения, но каста оставалась незыблемой, так плотно опутывая своих членов правилами, предписаниями и запретами, как лиана оплетает дерево, и соединяя их множеством нерасторжимых уз. Будде, отвергавшему кастовое деление общества, так и не удалось одолеть его, как и многим другим вероучителям, поднимавшим свой голос против каст. Не сломал их и ислам, религия суровая и негибкая, как и христианство, религия милосердная и всепрощающая. Пожалуй, больше других преуспели сикхи: отменив кастовые различия, они продержались в этом демократическом статусе почти четыре столетия, но в XIX в. касты реставрировались и среди сикхов. Другие же религиозные и иные общины, провозглашавшие неприятие кастового строя, в конечном итоге были вынуждены признать касты как непреложный факт, а иногда и сами становились новой кастой. Что бы ни происходило в обществе, религии, политике, гибкий организм касты всегда приспосабливался к новым условиям и требованиям жизни.

Примером гибкости касты в условиях современной жизни является изменение статуса касты джатавов в Агре, составляющих шестую часть населения города. Традиционно они обрабатывали кожи, как все чамары-кожевники в Индии считались неприкасаемыми и селились на окраине Агры и в ее окрестностях. В начале XX в. Агра стала одним из центров производства кожаных изделий, так что многие инициативные члены касты начали открывать свои предприятия, и их деятельность часто оказывалась успешной. По мере роста города в его черту попали районы, заселенные джатавами, так что ход истории сам решил вопрос об их экстерриториальности. Все это способствовало росту их кастового самосознания и чувства собственного достоинства, так что многие из них перестали считать себя изгоями и начали посылать своих детей учиться в школы. Разбогатевшие предприниматели-джатавы не желали больше считаться неприкасаемыми и решили пересмотреть свою кастовую генеалогию, следуя индийской поговорке «Заплати подходящему брахману, и он возведет твой род к самому Раме». В самом деле, в непальском варианте «Рамаяны» якобы обнаружилось упоминание о том, что джатавы каким-то образом причастны к самому богу Шиве, который был кшатрием, и отсюда был сделан вывод, что джатавы могут претендовать на причисление к этому воинскому сословию. Нашлись и другие доказательства принадлежности к высокой кастовой иерархии, так что джатавы стали претендовать на изменение статуса. Но одних лишь генеалогических ухищрений недостаточно; при перемене касты требуется менять весь образ жизни и стиль поведения вплоть до походки и манеры разговора, а также пересмотреть виды пищи и способы ее приготовления, одежду и манеру ее носить и еще многое другое, так что весь период смены статуса может длиться не один десяток лет.

Говоря словами А.Е. Снесарева, «каста, победившая в длинной истории всякие преследования, гонения, крестовые походы, террор и агитацию, каста, гибкая, как змея, и меняющая цвет, как хамелеон, но умеющая сохранить свою сущность, каста, обставленная тысячами правил, начиная от высоко философских положений (понятие о дхарме) и кончая правилом о том, кто у кого может обрезать ногти на пальцах ноги», оказалась в Индии удивительно живучей. И если касты или близкие им образования имелись у многих народов на ранних этапах их существования, то в развитом виде они сохранились только в Индии или в странах, связанных с ней общей судьбой: Пакистане, Бангладеше, Шри-Ланке, некоторых островах Индонезии.

Илл. 106. Два брахмана

Итак, каста – весьма своеобразный социальный организм, на века законсервировавший уклад жизни, профессиональные занятия, формы отношений между людьми и многое другое. Она оказалась на редкость прочным и эластичным образованием, демонстрируя идеальный сплав жестокости и гибкости, в котором соединяется несоединимое и примиряется непримиримое. Индию невозможно представить без касты: она не искоренима из индийской жизни. Как писал Л. Дюмон, «ни один западный человек, поживший в Индии (о самих индийцах мы не говорим), будь то самый страстный реформатор или ревностный миссионер, никогда не выступал и не ратовал за безусловное уничтожение кастовой системы либо потому, что… живо осознавал те положительные функции, которые она выполняет, либо просто потому, что это дело представлялось абсолютно невозможным». Здесь нельзя не согласиться с Дюмоном, как и в том случае, когда он говорит о пользе изучения кастовой системы: «Если бы речь шла только о том, чтобы удовлетворить наше любопытство и дать нам представление о социальной системе, настолько же стабильной и могущественной, насколько и противоположной нашей морали и не поддающейся нашему разуму, то мы, конечно, не стали бы прилагать усилий и внимания… Но дело в ином, надо понять, что каста содержит нечто, позволяющее нам открыть кое-что и в себе самих».