Михаил Ковалевский - Очерки по истории политических учреждений России

Отсутствие политической свободы и социального равенства было источником и других малосимпатичных черт характера россиян. В своей весьма известной книге о Русской Республике Флетчер говорит, что много выстрадавший от грубости и жестокости высших слоев простолюдин становится столь же жестоким в отношении к низшим. «Этим объясняется, — говорит автор, — почему крестьянин, который пресмыкается у ног дворянина, сам становится ужасным тираном, как только сила оказывается на его стороне». Этим социальным неравенством объясняется также огромное число убийств и грабежей, ежегодно совершавшихся в стране. Впрочем, Маржере (Margeret) указывает другую причину этого явления: «дворяне не дают достаточно пищи своим крепостным, что заставляет их нападать по ночам на прохожих и отбирать у них их имущество». Тирания власть имущих также имела свое влияние. По словам английского писателя, Дженкинса, показания которого подкреплены русским писателем, Иваном Тимофеевым, россияне «чрезвычайно лживы и весьма лицемерны; они очень часто меняют свои намерения, постоянно вертясь, словно жернов».

Почти все иностранные авторы единодушно утверждают, что русские были чрезвычайно невежественны. Поссевин говорит: «Чтение и письмо — это существенные предметы, которым они обучаются в своих школах. Кто же пожелал бы приобрести какие-нибудь другие знания, тот навлекает на себя подозрения и подвергается преследованиям». Этот автор полагает, что московские правители намеренно держат своих подданных в грубом невежестве.

С этой целью они не разрешают им ездить за границу, вполне основательно думая, что людей более просвещенных было бы трудно держать в полном порабощении. Маржере заявляет, что невежество народа составляет причину его крайней набожности. Ибо народ усердно посещал храмы и по нескольку часов простаивал на церковной службе. Антиохийский епископ, посетивший Россию в середине XVII века, не мог выдержать долгих часов, которые москвитяне проводили на ногах в церквах. Поль д’Але (d’Alep), описавший путешествие епископа, говорит, что в пост русские простаивали в церкви от девяти до шестнадцати часов, часто по ночам, и что иногда они казались почти мертвыми от усталости, голода и бдения. Эта чрезвычайная набожность укоренилась, главным образом, с того времени, как брак Ивана III с последней представительницей дома византийских Палеологов, Софьей, внушил москвитянам убеждение, что их государство должно стать третьим Римом — четвертому же никогда не бывать. Народ привык также сравнивать себя с новым Израилем. И на основании всего этого он верил, что его страна должна занять первое место среди всех христианских государств.

Невежественные, пустые и ленивые москвитяне не искали других наслаждений, кроме пьянства и грубого разврата. Народ, который боялся выражать свои личные мнения и который запирал женщин в своего рода домашней тюрьме, называвшейся теремом, не мог, конечно, искать удовольствия в беседе и обществе благовоспитанных женщин. Все иностранцы единодушно утверждают, что потребление спиртных напитков было весьма распространено в Московском государстве как среди мужчин, так и среди женщин и детей. Маржере отмечает этот факт так же, как и Даниель Принтц, обвиняющий русских также и в чудовищном разврате, который весьма часто принимал совершенно восточную форму.

Хотя мы и готовы допустить, что в этих рассказах иностранцев много преувеличений, и утверждать, что они были предубеждены либо плохо осведомлены, тем не менее мы должны сделать тот вывод, что деспотическое правление, последовавшее в России за периодом многочисленных республик, из которых каждая выбирала себе государя из дома Рюрика и заключала затем с этим государем договор, точно определявший права и обязанности обеих сторон, что это деспотическое правление оказало на духовный склад народа далеко не благотворное влияние. И именно отсутствие просвещения, личной энергии и веры в себя сделало столь тяжелой задачу преобразования России по европейскому образцу. И с этими же недостатками национального характера мы встречаемся и ныне, когда пытаемся объяснить, почему сильный и способный народ не обладает политической свободой и самоуправлением, которые необходимы для полного развития его моральных сил. Учреждения исчезают легче, нежели образовавшиеся под их влиянием черты характера. И если в наши дни Россия не имеет больше ни бояр, ни крепостных, она, тем не менее, еще страдает от духа социальной несправедливости и от отсутствия гражданской свободы, на которые опирались и восточный деспотизм Ивана Грозного, и псевдо-патриархальная власть Алексея.

Царствование Петра Великого является поворотным пунктом в истории России. Если Россия представляет собою в настоящее время европейское государство, то этим она обязана Петру, ибо Петр, найдя Россию восточной державой с единственной удобной границей — побережьем Каспийского моря (Архангельск благодаря своему слишком северному положению не мог играть серьезной роли в европейской торговле), сделал из нее соперницу Швеции на Балтийском море и открыл ей путь к югу взятием Азова. Чтобы достигнуть этого, он преобразовал армию, создал флот и совершенно изменил финансовый строй и гражданское управление своей страны, положив конец существованию собора, думы, приказов и воевод. На их место он установил, как мы увидим дальше, бюрократическую систему централизованного управления, которая, впрочем, в отношении городов не исключала вполне местного самоуправления. Во всем этом Петр следовал только примеру западных народов. И было бы смешно порицать его за то, что он не сохранил или даже не развил элементов представительного правления, содержавшихся в тех бледных копиях иностранных сеймов и парламентов, какими являлись соборы в XVI и XVII вв. Коренная реформа, которую Петр хотел провести в общественном и моральном быту нации, не могла быть совершена собранием людей, пропитанных религиозными суевериями и классовыми предрассудками, очень часто безграмотных и потому совершенно не заботившихся об образовании народа. Русские соборы, вероятно, единственные представительные собрания, которые никогда ни одним словом не обмолвились о науке и искусстве. Они также протестовали против свободы, которою пользовались иностранные купцы. Вся их торговая политика сводилась к уничтожению конкуренции.

Было ясно, что с помощью такого собрания вряд ли когда-нибудь осуществилась бы общая реформа. И понятны поэтому причины, по которым Петр — величайший из русских революционеров не пытался никогда приобщить соборы к своему делу. Просвещенный деспотизм видел, что в России было также трудно идти рука об руку с представительными собраниями, как в Австрии во времена Иосифа II. А чтобы понять, что помешало дальнейшему развитию русских национальных собраний, нужно вспомнить, что эпоха, в которую гений Петра связал Россию нитями деятельных, оживленных сношений с европейскими державами, вовсе не была золотым веком представительного образа правления. Когда соборы стали пускать корни в русскую почву, на всем континенте начался уже упадок совещательных собраний. Последнее собрание Генеральных Штатов во Франции имело место в 1614 году. После Мюнстерского договора немецкий рейхстаг и собрания земских чинов потеряли всякое политическое значение. Та же участь постигла собрания кортесов в Кастилии и Арагонии и областные сеймы в Венгрии и Богемии. Во всей Европе самодержавие становилось господствующим принципом исторического момента. Мог ли при таких обстоятельствах Петр вынести из своих продолжительных путешествий по Западу особенное уважение к представительным учреждениям?