Михаил Белов - Мангазея

Показательна для иллюстрации бессилия таких попыток постройка Ямальской заставы.

В «запретительной» грамоте 1619 г. царь предписал Ивану Куракину направить 50 служилых тобольских людей вниз по реке Оби и Обской губе в устье реки Зеленой и оттуда к волоку между этой рекой и рекой Мутной. Стрелецкому отряду надлежало поставить там заставу и даже срубить острог, «где пригоже», для того чтобы «немецкие люди» не проникли в Мангазею. А русских промышленных и торговых людей «с моря и с поморских городов Кулоем и на Канин Нос и на Тресковую и на два острова, что у Варандеевских мелей, и на Моржовик остров малыми речками и большим морем на Югорский Шар и на Карскую губу и на Мутную и на Зеленую реку и в Мангазею, а из Мангазеи на те же места пропущати не велели». Плохо знали тогда в Казанском приказе географию северных областей страны, а особенно не понимали трудностей постройки Ямальской заставы, очевидно, полагали, что ее можно возвести так же легко, как южные, например Киртасскую или Собскую. Однако этого не произошло. В течение десяти лет тобольские и березовские казаки делали безуспешные попытки построить острог в междуречье Мутной и Зеленой.

Первый отряд для постройки Ямальской заставы по указу Ивана Куракина посылался из Мангазеи. Но о нем ничего неизвестно. Очевиднее всего, недовольные решениями Ивана Куракина мангазейские воеводы под каким-то предлогом отказались от посылки стрельцов.

Первая поездка в устье реки Зеленой состоялась в 1624 г. Командовал тобольским отрядом из 20 стрельцов сын боярский Яков Шульгин. Известно, что отряд вышел на Березов 7 июня, где к нему присоединилось двадцать тобольских казаков. Вероятнее всего, что кочи Шульгина не смогли дойти до цели. Счастливее оказался сын боярский Федор Игнатьев. Ему, кажется, удалось побывать на заставе и вернуться в Березов. В 1626 г. на заставу ходил атаман Иван Бабарыкин с 34 тобольскими и березовскими казаками. Казак Василий Пустозерец взялся довести служилых до реки Зеленой, но 20 сентября Бабарыкин, не достигнув цели, вернулся в Березов. По его рассказу, на коче они шли три недели до устья Оби при сильных встречных ветрах, затем на парусе «бежали» два дня до Русского Заворота, где Тазовская губа впадает в Обскую. Здесь их встретил дождь и сильный ветер. Коч выбросило на кошку, а палубные павозки разбило. Шесть недель ожидал Бабарыкин перемены ветра, находясь в трех днях плавания от устья Зеленой. Ветер так и не изменился, а осенью ударили сильные морозы, в Обскую губу принесло с моря лед. В следующем году он взял с собой 23 человека и двух вожей и снова попытался пройти в устье реки Зеленой. Поход начался сразу после отступления льда из губы. Такое решение было правильным, и коч вошел в реку Зеленую. Плывя по этой извилистой реке, Бабарыкин перепутал волоки и вынужден был ни с чем возвратиться в Березов. Того волока, по которому ходили раньше поморы, он так и не видел. В 1628 г. ездил на реку Зеленую тобольский сын боярский Данила Низовцев. 28 мая его коч вышел из Тобольска, а 30 августа прибыл на Зеленую. Наказной памятью Низовцева обязывали идти на те места, где раньше побывал Бабарыкин.

После семидневного путешествия стрельцы и казаки уже еле тащили на себе павозки вверх по Зеленой, и когда пришли к стоянке Бабарыкина, выяснилось, что Бабарыкин ходил «не тою дорогою, которою наперед сего хаживали торговые и промышленные люди с Руси в Мангазею и из Мангазеи на Русь, потому что вож обознался». На поход до волока между Мутной и Зеленой Низовцеву уже не хватало времени, и он возвратился назад. Бесцельность и неосуществимость затеи с организацией заставы на Ямале стала очевидной даже самим тобольским и березовским воеводам. Поэтому в 1630 г. тобольский воевода Андрей Хованский просил Казанский приказ снять с него выполнение этой обязанности, сославшись на то, что не сможет держать служилых людей на Ямале и что у него нет людей, знающих старую мангазейскую дорогу. Он писал, что на Ямале нет леса, в Обской губе бывают встречные ветры, которыми разбивает кочи, а «в те поры из кочей и хлебные запасы мечут в море», и что от всего этого «будет мешкота».

Хотя воеводам и не удалось построить вооруженную заставу на Мутной и Зеленой, они все же добились прекращение мангазейского мореплавания. Поморская вольная дорога, по которой прошли на свой страх и риск в глубинные районы Сибири сотни отчаянно смелых людей, перестала существовать. И прямая связь Поморья с Мангазеей оборвалась.

Как болезнь, переживала Мангазейская земля запрещение морских плаваний крестьян северных областей. Внешне в мангазейской торговле и промыслах изменений не произошло. Пока все оставалось на старом месте. Более того, в городской деятельности и промыслах наблюдалось оживление. В этом Данила Наумов убедился сам, когда просматривал сухие и скучные цифры таможенных книг Мангазейского уезда. В книге 1630 г. сбора таможенного головы Ивана Толстоухова имелось 2350 записей о предъявлении упромышленных соболей. Промышленники предъявили 78 989 шкурок ценного сибирского зверька. В годы воеводства Наумова этого уже не было: соболь по всей Сибири был выбит, а промыслы пришли в упадок. Вызывал восхищение перевод стоимости этих шкурок на деньги. Если считать, что каждая шкурка соболя стоила тогда на русском рынке не меньше 5 рублей, получалась громадная по тому времени сумма. В других таможенных книгах отыскались и более крупные цифры добычи «соболиной казны». В таможенной книге 1636 г. показано 87 210 упромышленных соболей, что в пересчет на деньги составляло сумму, близкую к полумиллиону рублей, т. е. сумму, равную всему годовому доходу царского двора в 70-х гг. XVII в. Всего по таможенным книгам за 1630–1637 гг. (7 лет) через мангазейские таможни прошло 477 469 соболей стоимостью 2 387 345 рублей.

Поразился мангазейский воевода и тому, как сравнительно небольшая артель, состоящая из двух-трех десятков покрученников, снаряженных на средства одного-двух торговцев, добывала огромное количество соболиных шкурок. В таможенных делах Наумов отыскал, например, два таких случая. В 1637 г. в Мангазею прибыла артель Василия Дрягина, Ивана Пеунова и Девятого Черткова, состоявшая из 22 промышленников. Она предъявила таможне 9084 соболя. Другая артель — артель Василия Бухрякова из 113 человек зарегистрировала в мангазейской таможне 33 116 соболей. И что еще изумляло: требовался сравнительно небольшой вклад капиталов в промысел и торговлю, чтобы получить такую прибыль, совершенно немыслимую во времена Данилы Наумова. Он взял наугад первые попавшиеся ему цифры и подсчитал прибыль. В 1630 г. на реку Таз прибыло 928 человек, товары которых таможня оценила в 27 047 рублей 8 алтын и с которых собрала 674 рубля пошлины. Таким образом, в среднем на каждого промышленника приходилось на 30 рублей товаров. А соболей они могли добыть при таком удачном промысле, как в артели Василия Бухрякова, до 272 000 штук. Таким образом, если шкурка соболя в Сибири стоила 1 рубль, то каждый участник этой артели получал прибыль 970 рублей, что в 32 раза превышало израсходованные средства. И действительно, в таможенной книге этого же 1630 г. имелась запись: «441 промышленник предъявил таможне 32 872 соболя». Вот теперь Наумов понял, почему в Москве и по всей Руси ходила слава о Мангазее как «о златокипящей землице», почему, пренебрегая опасностями на море и в тайге, шли в Мангазею тысячи и тысячи людей.