E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

Наконецъ отворилась дверь, и меня повели; кандалы мешали. Пришли въ церковь, что ли. Тамъ уже все арестанты. Я сталъ сзади и притаился. Ужасно было тихо, и никто на меня не смотрелъ. Наконецъ заговорилъ кто-то громко.

– Который нуждается въ причастіи, осужденъ? Пусть выйдетъ.

Меня взялъ кто-то за руку и потянулъ.

Я прошелъ впередъ, увиделъ человека чернаго и съ краснымъ, краснымъ лицомъ. Какъ теперь помню, испугался и попятился. Надзиратель надавилъ въ спину.

Я машинально продвинулся впередъ.

Я очутился прямо передъ священникомъ.

– На колени! строго приказалъ онъ и началъ быстро читать молитвы.

Я не слышалъ, какъ все ушли, совсемъ отупелъ, стою на коленяхъ и ничего не соображаю.

– Кайся, сынъ мой!

Я началъ кое-что соображать, что-то отвечалъ на задаваемые вопросы, потомъ и совсемъ опомнился. Мне страшно стало гадко этого человека. Впереди смерть, а отъ него такъ водкой пахло. Не вытерпелъ, сказалъ ему.

– Да за что же меня будутъ вешать? Я ничего не сделалъ. Это моя жена. Я не виноватъ.

– Покорись, сынъ мой – воля начальства. Если не виновенъ, тебе воздастся – и Христосъ невинно пострадалъ. Кайся. Тамъ, тамъ все разберутъ.

– Я понялъ, что все кончено. Проглотилъ причастіе. Скверно на душе стало. Лучше мне было тогда сразу умереть. Я ничего уже не понималъ. Мне хотелось только одного, чтобы кандаловъ не было. По всему телу отъ нихъ какой-то зудъ шелъ.

Священникъ кончилъ говорить молитвы. Вошли опять арестанты, онъ ихъ приказалъ позвать.

Когда все стихло, онъ опять заговорилъ. Я былъ словно въ тумане. Теперь уже хотелось, чтобы все это скорей кончилось. Все равно – какъ, лишь бы кончилось.

Теперь даже, когда я это все вспоминаю, дрожь беретъ: такъ тогда тяжело было".

Действительно, Саламатовъ дрожалъ, какъ въ лихорадке. Нервничалъ, все оборачиваясь назадъ, словно сзади стоялъ кто-то и нашептывалъ ему объ ужасныхъ минутахъ минувшаго. Въ глазахъ сверкали слезы, онъ сдерживалъ ихъ и наконецъ разрыдался. Очевидно, это были самыя жестокія минуты во всей пережитой имъ пытке.

Успокоившись, онъ вяло продолжалъ, только въ глазахъ засветился недобрый огонекъ.

– "Меня увели. Всю ночь я глазъ не сводилъ съ окна: утра боялся. Ведь утромъ должна была смерть притти. Чего только я не передумалъ сделать – а на деле рукой пошевельнуть было трудно. Я словно сто летъ прожилъ. Со светомъ ко мне бледный совсемъ околоточный заглянулъ.

– Васъ казнятъ. Плохо!

Сказалъ и ушелъ. Онъ ушелъ, а я вспомнилъ, что нужно завещаніе на имя жены сделать. Попросился выйти. Своего китайца увиделъ. Его беднягу высекли. Очень его просилъ жену поберечь и не говорить, что мне "кантами".

Пришелъ смотритель Парнекъ. Хорошее такое, доброе лицо у него. Успокаиваетъ – не надо завещанія.

День прошелъ. Другой. Зачемъ они меня такъ мучили? Двери сталъ бояться. Шаговъ боялся. Не знаю ужъ, какъ я съ ума не сошелъ.

На четвертый день въ канцелярію повели. Тамъ объявили, что полевому суду предаюсь. Все равно убьютъ – только оттяжка.

На пятый день подъ сильнымъ конвоемъ отправили въ жандармское управленіе. Князь Микеладзе допросъ снималъ. Вежливо просилъ всю правду разсказать. Я ему все начисто разсказалъ. Душевный онъ человекъ. Васъ еще, говоритъ, вызовутъ.

На седьмой день, 30 мая, опять къ нему. Объявили мне, что инженеровъ запрашивали. Самое большее – месяцъ тюрьмы, и въ войска.

Мне было уже тогда положительно все равно – только попросилъ кандалы снять.

Князь ответилъ:

– Не могу. Только Стессель можетъ. Я похлопочу.

Скоро жену допрашивали; измучилась она, плохо съ ней было. Бросили допрашивать.

Накануне ея отъезда допустили свиданіе съ женой.

– Катя, говорю, завтра надо ехать.

– Не хочу – крикнула – и залилась слезами; едва успокоилъ.

Утромъ 3 іюня отправили и проститься даже не дали. Черезъ окно мы простились.

15 іюня бумага пришла. Кандалы сняли и въ полкъ отправили. Когда шелъ на позиціи – я плакалъ".

Этой фразой онъ кончилъ свое повествованіе и задумался.

Я не решался нарушить наступившее молчаніе.

За палаткой игралъ оркестръ музыки.

Несколько офицеровъ, подъ общій хохотъ, плясали трепака. Подпоручикъ Протасовичъ и поручикъ Чивчинскій потешали всехъ.

Саламатовъ продолжалъ сидеть задумавшись.

Наконецъ онъ поднялся.

– "Спасибо вамъ за участіе. Вотъ карточка моей Кати,- она висела у него на груди въ клеенчатомъ мешке.- Можетъ быть, хотите посмотреть?"

Я долго потомъ гляделъ вследъ удалявшемуся. Живъ ли Сергей Саламатовъ?

12-го іюля часовъ около 4-хъ прибылъ къ намъ въ штабъ начальникъ праваго отряда полковника Семенова генералъ Кондратенко.

За чаемъ зашелъ разговоръ о завтрашнемъ дне. Романъ Исидоровичъ, по обыкновенію, пилъ чай съ краснымъ виномъ.

– Что дастъ намъ завтрашній день? Японцы убійственно молчатъ. Быть грозе, мне говоритъ предчувствіе – сказалъ Науменко.

– Наверное, завтра что-нибудь да разыграется – согласился полковникъ Семеновъ.

Романъ Исидоровичъ, облокотившись на столъ и мешая ложечкой въ стакане, улыбался своей удивительно привлекательной улыбкой. Небольшіе, выразительные, добрые глаза его светились такимъ хорошимъ, чистымъ светомъ, что невольно не хотелось отводить отъ него взора.

Онъ посмотрелъ на говорившихъ и, повернувшись въ сторону собравшихся китайчатъ, сказалъ своимъ тихимъ, ровнымъ голосомъ:

– Число 13 для Артура стало роковымъ. 13 мая мы отдали Кинжоу, 13 іюня потеряли Куинъ-Санъ; очевидно, и грядущій день будетъ чреватъ событіями. При этомъ не нужно забывать, что завтра у японцевъ большой національный праздникъ; кажется – праздникъ "хризантемъ". Наверное, они захотятъ порадовать чемъ-нибудь микадо.

– Ваше превосходительство, что можетъ быть хуже положенія обороняющагося? То-ли дело наступать? Вся иниціатива у наступающаго. А ты вотъ тутъ сиди и гадай, когда вздумается ему начать наступленіе. Отвратительное состояніе! кипятился всегда подвижной и очень энергичный полковникъ Семеновъ.

– Да, положеніе обороняющагося не изъ легкихъ и не изъ выгодныхъ – въ особенности въ условіяхъ, подобныхъ нашимъ. Много сделано крупныхъ ошибокъ. Намъ предстоитъ крупное дело. Завтра решительный бой, и намъ необходимо удержаться на занятыхъ позиціяхъ.- А что Владимиръ ?едоровичъ, вы отдали приказаніе объ усиленіи сторожевыхъ цепей и предупредили офицерскій составъ, что завтра нужно ожидать наступленія?

– Какъ же, ваше превосходительство.

– Къ вечеру подойдутъ резервы. Комендантъ согласился дать несколько ротъ запасныхъ баталіоновъ. Ихъ нужно будетъ поставить бивуакомъ на ночь здесь, въ Литангоуской долине. Завтра вы командуете общимъ резервомъ. Маловато у насъ войскъ, нужно будетъ очень осмотрительно и экономно расходовать резервъ.