E. Ножинъ - Правда о Портъ-Артуре Часть I

– Ну-съ, а вы какъ себя чувствуете въ новой сфере деятельности?- ласково-обратился Кондратенко къ сидевшему съ нами члену Портъ-Артурскаго окружнаго суда Загоровскому, зачислившемуся волонтеромъ въ 26 полкъ.

– Отлично, ваше превосходительство. Постепенно привыкаю къ бивуачной жизни.

– Завтра г. Загоровскій будетъ у меня ординарцемъ – вы ведь согласились. Только предупреждаю – и достанется же вамъ, если бой действительно разыграется, шутилъ полковникъ Семеновъ.

– Евгеній Николаевичъ, намъ пора и двигаться на Скалистую гору, обратился Кондратенко къ Науменко и всталъ.

– Господа, прикажите подать лошадей. Сегодня необходимо хорошенько обстрелять Куинъ-Санъ. Мы до сихъ поръ не знаемъ, поставилъ противникъ тамъ орудія, или нетъ. Во всякомъ случае, тамъ устроенъ главный наблюдательный пунктъ, тамъ телефонная станція, объ этомъ мне докладывалъ Бутусовъ. Тамъ будетъ сосредоточено главное управленіе боемъ. Противникъ, можетъ быть, ответитъ и этимъ обнаружитъ расположеніе своихъ батарей.

Подали лошадей. Семеновъ проводилъ насъ до Луньвантаньской долины и поехалъ на боевую линію.

Мы же извилистой дорогой рысью пошли по долине и черезъ 3/ 4часа были у подошвы Скалистой горы, на которой былъ расположенъ мортирный взводъ.

Всю дорогу Романъ Исидоровичъ почти молчалъ, все увеличивая аллюръ. Редко, редко спроситъ кого-нибудь изъ насъ.

Видимо, онъ волновался.

Прибывъ къ месту назначенія – были крайне удивлены, найдя мортиры скаченными внизъ.

– Это почему? удивился Романъ Исидоровичъ: ведь я сообщилъ, что буду здесь съ целью обстрелять Куинъ-Санъ. Кто же это распорядился?- сердился Кондратенко.

Этотъ мягкій человекъ не умелъ, кажется, навести страхъ. О ругани и "истинно-русскихъ" выраженіяхъ не было и помину.

Онъ сердился такъ, какъ возмущается каждый интеллигентный человекъ.

Какимъ онъ былъ въ обществе дамъ, такимъ онъ оставался и въ обществе офицеровъ и нижнихъ чиновъ.

– Кто же приказалъ скатить мортиры?

Оказалось, что распоряженіе было отдано Фокомъ, по какимъ-то высшимъ соображеніямъ.

Генералъ Кондратенко приказалъ поставить орудія обратно.

Пока ихъ подымали по крайне крутому подъему, начало уже темнеть.

А къ тому времени надъ вершиной Куинъ-Сана начало сгущаться облако.

Когда мортиры были установлены, половина Куинъ-Сана была окутана тучей, распространившейся на все расположеніе противника.

Объ открытіи огня нечего было и думать.

Фокъ решилъ, что огня открывать не следуетъ, и добился-таки своего.

Даже природа ему на этотъ разъ помогла.

Съ пріездомъ Кондратенко, на Скалистую гору собрались командиръ 4-ой артиллерійской бригады полковникъ Ирманъ, командиръ 14-го полка Савицкій и много офицеровъ изъ ближайшихъ окоповъ.

Савицкій, очевидно, былъ здесь по порученію Фока, чтобы понаблюдать за Кондратенко.

Ожиданія были напрасны!

Какъ Романъ Исидоровичъ ни былъ возмущенъ и взволнованъ каверзой, которую ему, конечно, преднамеренно устроилъ Фокъ, онъ въ присутствіи офицеровъ ни полсловомъ не выразилъ своего неудовольствія.

Но далеко не такъ себя велъ Фокъ. Онъ всюду и везде, даже не стесняясь личнымъ присутствіемъ (читатель прочтетъ объ этомъ во 2-й части), ругательски-ругалъ Кондратенко.

Съ наступленіемъ сумерекъ мы отправились назадъ. Ирманъ ехалъ рядомъ съ Кондратенко и о чемъ-то горячо съ нимъ говорилъ.

Кондратенко упорно молчалъ.

Науменко былъ тоже не въ духе.

Добравшись до ставки Ирмана, мы простились съ последнимъ и поехали втроемъ.

– Ну что прикажете делать съ Фокомъ? До какихъ пределовъ дойдетъ его упрямство? Неугодно ли работать и служить съ такими господами! Что вы полагаете Евгеній Николаевичъ? первымъ нарушилъ долго длившееся молчаніе Кондратенко.

– Я, я положительно ничего не понимаю. Думаю, что добромъ все это не кончится.

– Да ведь у насъ творится нечто невозможное. Фокъ, судя по его поступкамъ, хочетъ, кажется, и тутъ повторить Кинжоу. У него только и разговору о сбереженіи людей и снарядовъ. Онъ безусловно противъ операцій на передовыхъ позиціяхъ, и, если бы не комендантъ, онъ давно бы спрятался въ Артуръ. Преподнесетъ онъ намъ сюрпризъ – охъ, какъ боюсь я этого! Чуть что – онъ сейчасъ на попятный, а потомъ будетъ всехъ уверять, что онъ предсказывалъ это.

– А разве нельзя его отставить отъ командованія? спросилъ я Романа Исидоровича.

– Нетъ, теперь это невозможно. Пока мы оперируемъ въ раіоне, пока Стессель управляетъ всемъ, объ этомъ и думать нечего. Стессель только его слушаетъ. А Фокъ интригуетъ противъ всехъ. Вотъ когда начнется фактическая блокада крепости, когда власть перейдетъ къ коменданту, тогда его живо Смирновъ сократитъ. А пока онъ начальникъ раіона.

– А разве противъ него нельзя повести тоже интригу?

– Э, нетъ! Это бывалый дальневосточный воронъ. Его и конемъ не объедешь. Въ деле интригъ это вдохновенный артистъ. Вся его карьера построена на интригахъ.

– Но ведь это ужасно!

– Что поделать? Нужно теперь умомъ пораскинуть. Нужно помешать ему устроить здесь второй Киньчжоу.

Знаете, что я вамъ скажу? куда вы ни взглянете – ужасъ беретъ. Кругомъ сплошная авантюра. Присмотритесь, что творилось и творится.

Нетъ людей, желающихъ действительно работать, сознательно приносить пользу. Что могла и можетъ сделать незначительная горсть людей, преданныхъ долгу, противъ этой оравы хищниковъ?

Я не говорю про массу офицеровъ строевыхъ, они тутъ ни при чемъ, хотя и на нихъ отражается примеръ старшихъ начальниковъ.

Посмотрите, что творили инженеры во главе съ ихъ начальникомъ Базилевскимъ. Девизъ этого генерала былъ простой, но выразительный: "все себе въ карманъ".-

Впервые я увиделъ Кондратенко въ сильномъ волненіи, граничащемъ съ негодованіемъ. Глаза его горели, лицо побледнело.

– Богъ съ вами, воруйте, но не переходите пределовъ, вспомните, что это народныя деньги. Вознаграждайте себя, но дела, дела не забывайте – при этихъ словахъ онъ даже приподнялся на седле и, давъ шпоры, перешелъ на полную рысь.

Вороной его конь быстро понесся впередъ – мы едва за нимъ поспевали. Науменко совсемъ было плохо, у его коня сорвалась подкова.

Въ штабе Семенова насъ ожидалъ ужинъ. Кондратенко отъ него отказался и, попросивъ чаю, началъ совещаться съ Семеновымъ.

Затемъ, любезно со всеми простившись, Романъ Исидоровичъ въ несколько приподнятомъ настроеніи уехалъ въ Артуръ.

Едва уехалъ Кондратенко, какъ стали понемногу прибывать части изъ Артура.

Прошло две роты.

Дорога шла мимо дворика штаба настолько близко, что светъ стоявшихъ на столе свечей освещалъ лица проходившихъ.