Франсуа Шаму - Цивилизация Древней Греции

По их свидетельствам, греческая религия представляется нам тесно связанной с социальными группами. Частично это отражается в источниках, к которым мы обращаемся, в текстах, регламентирующих коллективные церемонии, в общественных памятниках, построенных в честь богов-покровителей города, в произведениях искусства, иллюстрирующих общественные верования. Но это еще и основная черта человека эпохи классической Греции. Он не позиционирует себя как отдельного индивида, чье личное спасение может быть получено вне зависимости от социальных групп, к которым он принадлежит: это существо в высшей степени социальное, или, по словам Аристотеля, «политическое существо», которое зависит от отношений с другими и которое по-настоящему может выполнить свое предназначение лишь сквозь призму этих отношений. Мы говорили об этом, анализируя феномен войны. Но религия — основной психологический элемент, обеспечивающий сплоченность групп и долговременность их существования. Вот почему ее проявления, даже индивидуальные, как правило, имеют более или менее выраженный социальный характер: если они направлены к божеству, они подразумевают наличие зрителей, которые были свидетелями и ради которых старался автор священного действа.

Нельзя сказать, конечно, что грекам было чуждо простейшее религиозное чувство в его стихийной индивидуальной форме. Даже наоборот, существовало слово, возможно заимствованное из до-греческого языка, выражавшее сочетание страха и почтения, которые испытывал человек перед всем, что казалось ему частью загадочной и сверхъестественной силы, которую он одушевлял. Это чувство — thambos: по-видимому, греки испытывали его особенно сильно и часто, особенно перед природой и волнующими зрелищами, которые она приготовила для человека в этой исключительной стране. Речь идет о непосредственном ощущении божественного присутствия, которое внезапно пронизывает грандиозный ландшафт или какое-нибудь секретное место: свет или тень, тишина или шум, пролетевшая птица, промелькнувший зверь, величественная красота дерева, очертание скалы, свежесть источника, сильное течение реки, шелест тростника, дуновение ветра, раскаты грома, полуденная жара, несмолкаемый рокот волн. Обладавшие чуткой и восприимчивой душой греки с жадностью ловили эти проявления. Они испытывали перед ними чудесное волнение, которое казалось им очевидным творением бога. Эта вездесущесть божества, ощущаемая с особой силой, стала первым и прочным элементом греческой религии. Вот почему боги присутствуют повсюду и их так много: политеизм в основе своей имеет сильное ощущение того, что вся природа пронизана божественным. Этот глубоко религиозный народ в то же время — одно другому не мешает — был безумно влюблен в логические рассуждения: этому способствовали его общественная жизнь и любовь к красноречию. Он также был склонен разделять божественное присутствие, такое изобильное и полиморфное, на многочисленные индивидуальности, задуманные по его образу и подобию. Отсюда огромное количество культовых мест, ритуальных алтарей, каменных груд, священных деревьев, пещер Пана, даров нимфам, безымянных героев, а также распространение храмов, где главные божества почитались в местной форме с особым эпитетом.

Таким образом, испытывая thambos, грек считал, что он вступает в контакт с какой-то божественной личностью. Он непременно разделял это чувство с сообществом, членом которого являлся, а чаще всего отождествлял это божество, силу которого испытал на себе, с одним из тех богов, которых почитало сообщество. Таким образом традиционные культы сохраняли свою силу и авторитет; иногда к ним добавлялись новые культы. Вмешательство социальной группы, выражавшееся в форме трансформации индивидуальной реакции в обряд, придавало изначально быстротечному ощущению реальное и конкретное значение. И наоборот, участие в одном и том же веровании, убеждение в покровительстве одного и того же бога наделяли группу постоянством и гомогенностью. Греческая религия, как и большинство других религий, имеет субъективный и социальный аспекты. Один не может существовать без другого. Если сильнее оказывается социальный аспект, то это происходит из-за инстинктивного стремления греков жить в рамках полиса. Однако персональная ценность его веры не страдает — скорее, наоборот.

Этот несколько абстрактный анализ необходим, чтобы понять, что греческая религия, даже если она проявляется главным образом через религиозные обряды, чаще всего коллективные, не сводится к этим церемониям, она выходит за красочные рамки мифов и легенд. Она не могла бы в течение столетий владеть умами отдельных людей и групп, если бы не говорила о душе. Помимо подношений полиса своим божествам, помимо простого обмена услугами между верующими и божеством, где приношения предназначались для снискания благосклонности богов, существовало ежедневное общение эллинов со святым. Насколько нам известно из источников, это общение не носило характера мистического излияния: скорее, это было убеждение в существовании богов, в их близости человеку по чувствам и по обличию и в распространении их могущества на судьбы простых смертных. Отношения между греками и божеством принимают, таким образом, персональный характер. Бог, как и верующий, является индивидом, его просят о помощи с доверием и расположением, а не только с уважением и страхом. Иногда связи, установившиеся между ними, напоминают нечто вроде соучастия. Таково, например, отношение Афины к Диомеду в «Илиаде» или к Одиссею в «Одиссее». Помощь, которую она им оказывает, выражается в привязанности, ее советы смягчаются улыбкой. Что бы ни говорили, авторитет божества нисколько не страдает при таком непосредственном общении с людьми: человек, чувствуя себя объектом подобного расположения, знал, что он рискует подвергнуться самым страшным карам. Он знал, что боги принадлежат другой расе и что они более могущественны, чем смертные. Но он не удивлялся, встречая их рядом с собой.

С этой точки зрения можно рассматривать легенды, рассказывающие о любви между богами и смертными, которые шокировали отцов Церкви. В классическую эпоху благоговейно исполнялись ритуалы иерогамии, или священного брака, и народная вера придала им реальное значение: знаменитый атлет Теоген из Фасоса в начале V века прославился в одной из таких церемоний, в которой его отец, жрец Геракла Фасийского, исполнял роль бога вместе со своей супругой, и даже имя персонажа (Теоген, что значит «рожденный от бога») напоминало о его божественном происхождении. В Афинах каждый год проводился ритуал подобного типа, где «царица», супруга архонта-царя, верховного правителя, окруженного всеобщим почтением, сочеталась с Дионисом, которого представлял ее супруг. Точно так же легенды о людях, допущенных к столу богов, находят свое отражение в божественных пиршествах, или теоксениях, известных, в частности, по культу Диоскуров. Искренне религиозный Вергилий, таким образом, ничуть не искажает греческую традицию, когда пишет в конце IV эклоги своих «Буколик»: Qui non risereparenti, пес dues hunc mensa, dea nec dingnata cubili est. «Мальчик, того, кто не знал родительской нежной улыбки, трапезой бог не почтит, не допустит на ложе богиня» [17] Перевод С. Шервинского .