Вадим Васильев - История новоевропейской философии

Но эта книга такой комментаторский носит характер. Её крайне сложно достать. Хотя очень вам её рекомендую, в фундаментальной библиотеке она, как правило, есть.

Так. Ну что же. следующий шаг. После того, как, допустим, дедукция проведена, Кант убедился, что можно с помощью категорий априори познавать мир явлений, теперь он суммирует это знание в так называемых. (вот, все возможные, достижимые для нас априорные знания) он суммирует в так называемой системе основоположений чистого рассудка. Видите, сколько звеньев есть: таблица суждений, таблица логических функций, таблица категорий, таблица схем, таблица основоположений — финальная таблица.

Здесь уже не понятия, а суждения (помните, мы различали). Вот на основе этих понятий, коль скоро мы можем априори их познавать, можем выстроить систему знаний о явлениях рассудочного, совпадающего с базисом чистого естествознания.

Что же это за суждения, за основоположения? Их тоже четыре группы (неудивительно), как и категорий.

(А, вот вспомнил, ещё и Молчанов о дедукции рассуждал. Тоже, вот, в его книге «Время и сознание». Тоже вам рекомендую, Виктор Игоревич. Да, он феноменолог. В этой книге он говорит о Хайдеггере, о Гуссерле и о Канте.

Ну, есть глава о Канте, дублирована в ежегоднике восемьдесят седьмого года (историко — философском). Можете там тоже посмотреть эту статью. «Свобода, время» — так, кажется, она называется, — «в философия Канта»).

Так вот, значит четыре группы основополжений.

Первая группа называется аксиомами созерцания. Эти основоположения рассудочные скоррелированы с категориями количества и звучат они так: в явлениях присутствует экстенсивная величина, всегда есть какие‑то экстенсивные величины. Хотя и не очень богато содержанием это основоположение, но всё‑таки априорное синтетическое знание. За любую крупицу такого знания надо хвататься.

Вторые основоположения называются антиципациями восприятия, и звучат они так: реальное в явлениях имеет интенсивную величину , то есть, иными словами, в мире вещей есть не только экстенсивные, но и интенсивные величины. Степени, иными словами, качества (это скоррелировано с категориями качества).

С категориями отношения скоррелированы, так называемые аналогии опыта. Их три. Первая аналогия опыта: там Кант разные давал формулировки, связана она с категорией субстанции, звучит так. (ну, наиболее корректная формулировка): в явлениях есть нечто постоянное. (Одна из его формулировок звучит так: «субстанция постоянна» — это тавтология просто, а не синтетическое знание. А вот более корректная: «в явлениях есть нечто постоянное, это постоянное мы и называем субстанцией»).

С причинностью… Основоположения причинности: всякое изменение имеет причину. Причём причину, относящуюся тоже к миру явлений, а не какую‑то сверхъестественную. Третья: все, что сосуществует, находиться в полном взаимодействии.

Ну, а что касается четвёртого класса категорий, с которыми связаны, так называемые постулаты эмпирического мышления вообще — вот четвёртая группа основоположений, — так они не имеют объективной значимости, говорит Кант, а играют здесь регулятивную роль. И здесь нет таких вот основоположений, а есть, скорее, разъяснения самих понятий: возможности существования и необходимости. И всё это разъяснение сводится к тому, что применять эти возможности можно лишь по отношению к предметам опыта, что и раньше, в общем, нам было известно.

«Аналитику» замыкает раздел о различении всех предметов на «феномены» и «ноумены», где Кант повторяет сделанные выводы и ещё раз подчеркивает, что наше знание не может идти дальше предметов опыта, дальше явлений.

И, наконец, в последнем приложении к «Аналитике», в так называемой «амфиболии рефлексивных понятий» Кант говорит о том, что недопустимо смешивать чувственные и рассудочные понятия. То есть он затрагивает. возвращается к своей старой теме. «Амфиболия» — это двусмысленность, по — гречески. Так вот, некоторые понятия двусмысленны, например понятие «тождество». В чувственном мире оно работает так, в мире рассудочных представлений — иначе; и нельзя переносить механически одно на другое. К примеру. Если в рассудочном мире (тут Кант полемизирует с Лейбницем), если в рассудочном мире два понятия одинаковы, то это не два, а одно понятие. А в чувственном мире могут, тем не менее, существовать две одинаковые вещи (в рассудочном это не возможно, а в чувственном — возможно). Вот кстати, почему Кант, всё‑таки никак не мог согласиться на то, чтобы смешать рассудок и чувственность, ему важно было сохранить различия между ними. Тут же он говорит как раз об этих рефлективных понятиях, — понятиях, с помощью которых мы сопоставляем вещи: «внутреннее» — «внешнее», «форма» — «материя».

— В чувственном м. б. только приблизительное тождество?

Нет, Кант считает, что может быть абсолютно две одинаковые вещи, — тут он резко полемизирует с Лейбницем. Лейбниц говорит: «Нет двух одинаковых листьев в мире». Кант говорит: «Могут быть два одинаковых листа. Ложные ваши предпосылки, господин Лейбниц. Потому, что Вы считаете, что чувственность и рассудочность однородны, а не понимаете, что их представления (чувственные и рассудочные) берутся из разных источников; и поэтому они не автоматически параллельны».

Разделом об амфиболиях он замыкает «Аналитику», и Кант переходит к обширному отделу критики — к «Диалектике». Ну, коротко я расскажу о «Диалектике» после перерыва. небольшого.

— Извините, а если два чувственных понятия одинаковы, то это одно.

То это одно понятие. Ну, тут «понятие» — может быть не очень точно говорить, хотя и можно говорить о чувственных понятиях: две вещи или два явления. Вот две капли воды: «Как две капли воды», — вот Кант считает, что две капли воды могут быть совершено одинаковы. Просто в чувственном мире не действует этот закон «тождества неразличимого», знаменитый лейбницевский закон. Он неприменим. А Лейбниц считал, что он применим только потому, что он считал чувственность — спутанной рассудочностью. То есть считал их лишь количественно различающимися.

Итак, минуты буквально четыре, пять, если вы не возражаете… (перерыв)

Идём дальше. Теперь мы вступаем в критическую часть «Критики.», опять‑таки извините за тавтологию. До этого Кант излагал позитивные начала знаний, теперь он разоблачает ложные притязания разума на познания.

Раздел этот называется «Диалектика». И основное содержание этого раздела — кантовская критика трёх традиционных наук метафизики: рациональной психологии, рациональной космологии и рациональной теологии. Вот Кант показывает, что эти науки в действительности науками не являются, и лишь претендуют на это, необоснованно. Но прежде чем приступить к критике этих наук, Кант хочет показать, что эти науки, как бы, возникают естественным путём; хотя бы в качестве потребности разума к познанию тех или иных родов бытия. А прежде чем это показать, он, в свою очередь, проводит некоторые технические, и очень важные, кстати говоря, процедуры.