Алексей Виноградов - Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?

Загадочное определение Шамс-ад-дин Димешки: варенги – «славяне славян», очевидно, означает, что ученый мусульманин воспроизвел услышанное им или взятое из другого трактата наименование племени, которое воспроизводилось как «сакалиба», но при этом принадлежало к большому роду, также известному на Востоке как «сакалиба». Учитывая пассаж о «непонятно говорящем народе» (о славянах, которых на Востоке хорошо знали, такое вряд ли бы написали) это, наверное, не новгородские словене или польские словинцы. Предположим, что это одно из главных тогда балтийских племен (для восточных авторов вряд ли отличимых от славян) – скаловы, в земле которых, как мы помним, было немало топо– и гидронимов с корнем – рус.

Если же дословно интерпретировать текст ПВА, о варягах, сидящих к востоку до неопределенного «предела Симова» и на западе до «земли Агняньски и Волошски» (но не до свеев и урман-норвежцев, которых летописец тоже упоминает) то следы неведомого племени необходимо искать на востоке, юго-востоке и/или еще и на островах Балтики.

Кто же обитал в указанных местах в IX в.: скандинавы, славяне, или может быть, кельты?

Скандинавский след в Восточной и особенно Юго-восточной Прибалтике весьма отчетлив. Еще в начале новой эры, как упоминалось, регион подвергся мощной экспансии северных племен – готов, герулов, ругов и др. При этом даже после ухода большей части пришельцев дальше на юг, в регионе оставалось значительное северогерманское население, о чем свидетельствуют данные археологии и топонимики. Новая волна скандинавов выплеснулась на эту часть Прибалтики в VIII–IX вв., когда туда устремились дружины викингов.

Некоторые саги упоминают и, якобы, имевшие место во время этих «славных походов» завоевания викингов. Снорри Стурлусон передает предание о том, что живший во второй половине VII в. Ивар Широкие Объятья также «завладел… всем Аустррики» (Королевские саги 1. С. 51, 55). Тот же хроникер, воспроизводит и речь, сказанную на тинге 1018 г. в Упсале знатным шведом Торгниром, который говорил: «Мой дед по отцу помнил Эйрика Эмундарсона [181], конунга Упсалы, и говорил о нем, что пока он мог, он каждое лето предпринимал поход из своей страны и ходил в различные страны, и покорил Финнланд и Кирьялаланд, Эйстланд и Курланд и много [земель] в Аустрлёнд. И можно видеть те земляные укрепления и другие великие постройки, которые он возвел…» (Королевские саги 2. С. 61–62, 73).

В этих рассказах много преувеличений или позднейших искажений [182]. Скандинавская экспансия в регион была гораздо менее активной, чем в Западную Европу. Археологи не нашли, во всяком случае, в Финляндии, Карелии и Эстонии никаких следов «великих построек», а языковеды – лингвистических и др. следов массированного присутствия норманнов на столь обширных территориях. Молчат о подобных завоеваниях – фактически, в масштабах всей Балтики – и западноевропейские хронисты, в т. ч. упомянутый Адам Бременский, указавший, что скандинавам окраинные районы Балтики незнакомы.

Даже убежденные норманнисты признают лишь возможные «островки» скандинавского расселения в современных Эстонии и большей части Латвии и факт периодического наложения дани на окрестное население, которые, однако, нельзя рассматривать «как их включение в состав древнешведского государства, ибо в середине IX в. его не существовало (Т.Н. Джаксон).

Дальше к юго-западу скандинавское присутствие было несколько более заметным. Немецкие хроники, а также английский путешественник Вульфстан упоминают о нескольких городах, основанных викингами в землях куршей и эстиев: Зеебург, Апулия, Трусо и т. д. Некоторые из них, а также неизвестные средневековым авторам, в настоящее время раскопаны.

В частности, город на месте нынешнего Гробина близ Лиепаи (Латвия) при реке Аланде когда-то по значимости мало уступал крупнейшим центрам Балтики – Хедебю и Бирке. Расположенные рядом обширные кладбища VIII–IX вв. содержат захоронения как воинов – выходцев из Центральной Швеции (с оружием, сверху насыпан курган), так и торговцев-выходцев с Готланда. Возможно, это тот самый город, который немецкие источники называли Себургом (Зеебургом), опорным пунктом скандинавов в борьбе с куршами.

В 40 километрах к юго-востоку, на северо-западе Литвы на реке Барте, близ нынешнего поселка Скуодас, располагался другой крупный город – Апуоле (Апулия), при раскопках которого найдены захоронения живших там скандинавов, преимущественно готландцев. Кроме того, у остатков крепостных стен обнаружено множество наконечников стрел, возможно, выпущеных шведским войском, которое по «Саге об Олаве», пыталось выбить из города засевших там куршей.

Примерно в 150 километрах на юг по побережью в IX–X вв. находился Кауп-Вискаутен, скандинавский военно-торговый центр, получавший свою долю прибыли с товаров, доставлявшихся в эту часть Балтики из Причерноморья. Еще дальше по побережью, к югу от современного польского города Эльблонг, помещался основанный на рубеже VII–VIII веков город, который мореплаватель Вульфстан назвал Трусо. Население этого центра было многонациональным: пруссы, готландцы, занимавшиеся торговлей и западные славяне-гончары, причем это население активно смешивалось (много женщин с Готланда, например, выходило замуж за балтов). В конце IX века Трусо уничтожается набегами викингов.

Многочисленные поселения скандинавов на рубеже VIII–IX вв. возникли и в землях поморских славян: близ Свелюбья, у нынешнего Менцлина в устье реке Пене, в Ральсвике на острове Рюген, в низовье реки Варнов и близ Старграда-Ольденбурга. Рассказ о колонии норманнов в земле вендов (предположительно, в Волине) содержит «Сага о Иомсвикингах».

Таким образом, зерно истины в историях саг о походах на восток есть, и она отражена в ряде ученых исследований. В конце VIII в. Скандинавия, это «горнило народов» древности, переживает новый всплеск эмиграции населения, как военной, так и мирной. Как считал А.Н. Гумилев, имел место очередной «пассионарный толчок». По утверждению Э. Нюллена, причина была, скорее всего, прозаичнее: демографический рост, «который под воздействием благоприятных экологических факторов, может быть, улучшения климата, около 800 г. достиг значительных размеров». Оборотной стороной этого роста, считает ученый, стали возникшие экономические трудности, вынуждавшие к переселению в другие страны.

Однако этническая история Прибалтики в указанное время отнюдь не ограничивалась «скандинавским фактором». На протяжении длительного периода после V в. н. э., когда в основной части Европы Великое переселение народов уже закончилось, этот регион продолжал переживать самые разнообразные миграционные процессы. На мощный приток населения в Прибалтику с юга указывали еще средневековые авторы. Адам Бременский (XI в.) упоминает на восточном берегу Балтики рядом с тюрками (Turci) и русами (Ruzzos) алан, «которые сами себя называли Wizzi». Прусский летописец епископ Христиан и комментатор его хроники Лука Давид писали о южно-балтийских роксоланах как соседях и врагах пруссов, причем, добавляли авторы «почитают этих роксолан не за готов, а за руссов (Reussen)». [183]Ломоносов в своей «Древней российской истории» пересказывает прусского этнографа М. Претория (Pratorius): «Алане были смешаны с курляндцами… А как сей народ на помянутом месте размножился, произошли великие споры. Для прекращения оных выбран королем Видевит, или Вейдеву-тизалан». (см. Галкина Е.С.).