Алексей Виноградов - Русская тайна. Откуда пришел князь Рюрик?

Отзвуки этих миграций, вероятно, присутствуют и у Саксона Грамматика, который описал войны датчан с «хуннами», выступавших союзниками «рутенов».

Антропологи тоже говорили о возможности подобных миграций на север. Так, академик H.H. Чебоксаров считал, что «часть населения Восточной Прибалтики до сих пор сохранила причерноморский облик». Суммируя указанные данные, А.Г. Кузьмин писал, что речь, по-видимому, идет о миграциях IX в., когда часть алан, носителей салтовской культуры Подонья, мигрировала после разгрома этой культуры кочевниками на север, к берегам Балтики. Он считал, что основной центр этих мигрантов располагался на острове Эзель (Сааремаа) и именно он был тем самым «островом русов», о котором так часто писали восточные авторы и который саги знали как «Холмгард».

О присутствии на Балтике в раннем средневековье этнических импульсов с юга говорят работы археологов, особенно калининградца В.И. Кулакова. По его словам, «непосредственной прелюдией» к процессам интенсивных межэтнических контактов в регионе «стали заключительные аккорды гуннских войн. Они заметно резонировали на берегах Балтики, куда мощной волной хлынули отряды былых соратников Аттилы, потерпев в 451–455 годах поражение в битве на реке Недао» [184].

Еще Вульфстан в IX в. отмечал сохранение на «эстском» берегу, т. е. восточнее Вислы «гуннских» обычаев (употребление знатью кобыльего молока, устроение конных скачек после поминального обряда и т. д.). Позднейшие исследования подтверждили эти наблюдения. Археологи находят в Пруссии множество свидетельств «степного» влияния: это и распространение псалий с зооморфными навершиями, это и пышные шаровары со складками в духе прусской и аварской традиций костюма рубежа VII–VIII вв., представленным на «Кольце из Штробьенен» (Кулаков В.И. История…, с. 133). Преимущественно, это влияние шло не непосредственно из Причерноморья, а из района среднего и нижнего Подунавья, бывших в VI–VIII вв. центром мощного Аварского каганата.

Аттила, с фрески Э. Делакруа

В свою очередь, контакты славян, балтов и скандинавов не были игрой в одни ворота в смысле набегов и инфильтрации северян в верхушку родовых коллективов и «протокоролевств» от Поморья до Эстонии. Шла и обратная тенденция, собственно, начавшаяся еще в эпоху господства готов на Балтике: по подсчетам литовских историков, многие из легендарных королей готов, герулов и других германцев, известных по Иордану и другим источникам, носят имена скорее балтские, нежели германские. Это может быть сильное преувеличение, но во всяком случае имя Galind (от одноименного балтского этнонима) было широко распространено у вестготов – даже столетия спустя после ухода из Прибалтики (см. Балто-славянские…, с. 133).

Аварские мотивы в балтийском искусстве.

Кольцо из Штробьенен (Пруссия, VIII в.)

При этом на островах Борнхольм и Готланд происходила, как выразился В.И. Кулаков (с. 137), «этническая диффузия» скандинавов и населения Пруссии. В частности, на островах Западной и Центральной Балтики жители в V–VI вв. «активно перенимают прусские обычаи (захоронение коня, структура и детали женского убора….», западнобалтские арбатолевидные фибулы и поясные накладки с прорезным геометрическим орнаментом показывают «многонациональный состав островитян» (Кулаков, с. 131). Это влияние существовало вплоть до XI в., когда в рисунках на надгробиях Готланда обильно изображались такие детали одежды умерших, как например, вышеуказанные «прусско-аварские» шаровары со складками.

По-видимому, аналогичные этнические импульсы достигали и отдаленных уголков славянского Поморья. «Возможно, – пишет в своей диссертации историк A.A. Молчанова, – традиция использования каменных сооружений, получившая к IX в. широкое распространение на (славянском – A.B.) побережье Балтики, в какой-то мере связана с балтами. Косвенно на это указывают данные топонимики. Многие топонимы острова Рюген и прилегающих территорий, с которых началось распространения «каменной традиции» в западнославянских землях, – балтского происхождения, и указывает на присутствие в это время балтского населения». В.Н. Топоров указывает: «Сам факт нахождения прусской топонимики (и антропонимики) к западу от Вислы теперь уже не вызывает сомнения… балтийский элемент (или точнее, «балтообразный») представлен и на существенно более западных территориях южного побережья Балтийского моря до Шлезвига и Голштинии» (БСИсс-я). Среди этих топо– и гидронимов, в частности, такие известные, как Гданьск, Моттлау, Пирсна, Парсента и т. д.

Славяне тоже не были пассивной стороной в этом процессе «этнической диффузии». Мы уже упоминали о присутствии значительной доли славянских находок в шведской Бирке. В свою очередь, датский археолог И. Ульриксен пишет о наличии десятков славянских топонимов в юго-восточной, островной части Дании, и о присутствии славянской керамики X–XII вв. во многих частях этой страны, что предполагает там «массовое присутствие славян» (Across…, р. 240–241).

С другой стороны, мы знаем, что западнославянские имена активно проникают в балтскую среду (напр., в прусском списке Р. Траутманна: Boguslaus, Miroslaw,Wocizlaw и т. д.). Западные балты-гончары подражают славянской по происхождению фельдбергской, а затем фрезендорфской керамике. Наконец, нельзя не отметить скреплявшие разные народы Балтики династические связи: из саг мы знаем о браках знатных скандинавов с вендами. Так, согласно «Саге о Иомсвикингах» три дочери правившего в конце X в. князя Бурицлейфа (Бурислава?) оказались замужем за норманнами: Астрида за Сигвальдом, Гуннильда – за Свеном, Яра – за Олафом, будущим королем Норвегии. Такие же связи, вероятно, возникали и между славянами и балтами: так 28-й, согласно генеалогии мекленбургских историков Латома и Хемница, князь вендов и ободритов Витслав (или Вильцан, правил в 790-е гг.), «женился на дочери князя Руси и Литвы». И сын от этого брака, Годлейб (или Гутслав) стал отцом Рерика [185], в котором видится Рюрик Новгородский.

Эти факты, в т. ч. архелогические, заставляют по-новому взглянуть и на самый, пожалуй, сильный аргумент норманнизма, связанный с вышеупомянутыми послами «русов», перенаправленными византийским императором к Людовику Благочестивому в 839 г. Как сообщают Вертинские анналы, «очень тщательно исследовав причину их прихода, император узнал, что они (послы – A.B.) из народа свеонов [gentis esse Sueonorum]. Хотя ряд историков пытался и пытается истолковать Sueonorum в самых разных этнических ключах [186], у нас нет оснований не доверять франкскому владыке.