Марк Азов - Визит Джалиты

За оградой санаторного парка на высоком дереве "гнездился" матрос с биноклем. В бинокль он видел окошко мезонина.

- Ложная тревога, товарищ Гарбузенко, - крикнул матрос, - он убрал полотенечко!..

Мария вышла из дому. Тихомировой у крыльца не было, и Мария пошла ее искать. Ей не терпелось сказать все сейчас же.

Если они сами решают, кто нуждается в лечении, пусть и лечат они сами! Она отдаст "комиссарше" папки с рентгеновскими снимками, температурными графиками, со всеми записями - свидетельствами беспрерывной и почти безнадежной войны профессора Забродского и его дочери против палочки Коха, а сама уйдет. Куда ей идти? Об этом Мария не думала. Как только Тихомирова укатит со своим красноармейцем на облучке, вновь появится Виля, и если она не ослышалась - он правда ее любит, то...

В конце аллеи санаторного парка в увитой граммофончиками беседке сидели и мирно беседовали Тихомирова и Дубцов.

Мария развернулась и, кренясь на стоптанных каблучках, пошла обратно к дому.

ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ

Красноармеец-повозочный, который привез в санаторий Тихомирову, уже успел набрать воды для лошадей (вода вытекала из пасти каменного льва в глубине парка), но почему-то не понес к лошадям, а пошел с ведром кружным путем, вдоль забора пансиона. Вода то и дело выплескивалась из ведра, оставляя на ракушечнике дорожки влажные пятна.

Дойдя до места, где забор был пониже и одно из деревьев чуть ли не ложилось на забор, красноармеец поставил ведро, вскарабкался по веткам дерева на забор и спрыгнул с другой стороны. В саду пансиона было тихо и влажно, пахло опавшим листом, господа в осенних пальто, с теплыми кашне на шее гуляли по аллейкам и раскачивались в гамаках, как будто не было ни революции, ни гражданской войны. Самый дряхлый больной возлежал в кресле-качалке, накрытый клетчатым шотландским пледом. При виде красноармейца он и ухом не повел.

Из-за зеленой изгороди появился однорукий.

- Крымский воздух целителен, не правда ли? - произнес красноармеец фразу, которую ни один повозочный, или, как их называли, ездовой, не выговорил бы ни за какие шиши.

- Да, - ответил ему однорукий, - но в груди теснит.

С крыльца сошел Гуров:

- Поручик Ружицкий, вы с ума сошли! Кто разрешил являться в пансион?!

- Нужда привела, - отвечал "красноармеец", он же поручик, - надо срочно менять дислокацию.

- Почему?

- Потому что вы поспешили удрать из города, господин ротмистр.

- Не понимаю ваших намеков. Что же мне, большевиков дожидаться? - Гуров снял шляпу, вытер платком взмокший лоб. - Я воспользовался случаем, у старшего лейтенанта Дубцова был автомобиль.

- То-то, что у Дубцова! Только вы изволили испариться, как пришел ответ из заграничного центра на ваш запрос о Дубцове. Ему действительно два года назад было поручено сдать французским экспедиционным властям коммуниста, болгарина Райко Христова, и он действительно вернулся с распиской, что Христов расстрелян в их плавучей тюрьме.

- Почему же такая паника?

- Потому что расписка - липа. Французы в глаза не видели ни Дубцова, ни Христова. Как выяснилось, Дубцов был знаком с болгарином еще с Балканской войны тринадцатого года, и он его где-то прятал, пока французы не убрались восвояси вместе со своей тюрьмой.

Гуров со шляпой в руках превратился в подобие манекена из магазина готового платья.

- Вы... вы... - наконец с трудом выдавил он из себя. - Вы, Ружицкий, не понимаете, что принесли! Это значит, что Дубцов еще в восемнадцатом году работал на красных. Конечно, он не сдал болгарина французам. Теперь я даже могу сказать, где он его прятал! Здесь! В санатории! Спросите у мадам-капитан. Дубцов гостил у Забродских как раз в это время. С приятелем! Все ясно! Он переодел его в штатское... Даже свои запонки ему отдал с якорьками... и переправил в Турцию, где Христов превратился в Михалокопулоса!..

- Как же так?.. - Ружицкий посмотрел на Гурова с нескрываемым презрением. - Как Дубцову удалось обвести вокруг пальца такого травленого волка, как вы?

- Он сыграл ва-банк! Сам арестовал Гарбузенко. У меня бы он не сошел за уголовника.

- И тем не менее.

- У Дубцова есть одна вредная... для нас... привычка: говорить только правду. И статейку он мне показал настоящую об ограблении красного гохрана в Новороссийске неким Гарбузом, сбежавшим на греческой контрабандистской лайбе, и фотографию, где на нем, на Дубцове, эти самые запонки. Только между газеткой и фотографией, как я теперь понимаю, связи нет никакой вообще. Грек-контрабандист имеет к болгарину Райко Христову такое же отношение, как налетчик Гарбуз к большевику Гарбузенко. Райко Христов - вот кто под видом грека вез на "Джалите" сведения, что "Спиноза" пришел из Крыма в Константинополь без продовольствия!

- Но Христов не довез: погиб в бора, - подсказал однорукий.

- Сам не довез, но переодел греком моториста Гришу и дал ему запонки Дубцова, чтоб явок не открывать. Гриша-то не большевик, зачем ему много знать? Большевики и так бы вышли на Гришу: они ведь ждали грека при запонках с якорьками.

Гуров оглядел присутствующих: кажется, не только он, они тоже начали кое-что понимать.

- Ну, а дальше - как по нотам, - продолжал он. - Гарбузенко побывал на "Джалите", мы его чуть не засекли там. От Гриши он получил фляжку с письмом капитана "Спинозы", передал ее Дубцову, - короче, выложил Виле все, что узнал от Гриши, да и Мария добавила, - вот Дубцов и вырулил на наш склад.

- Дубцов знает о складе?! - переспросил Ружицкий. - И вы еще спрашиваете, почему паника?

Гуров понял, что окончательно теряет авторитет: "больные" вот-вот начнут разбегаться.

- Не беспокойтесь обо мне, Ружидкий, - сказал он, поглядывая на других. Дубцова я могу нейтрализовать хоть сейчас: он рядом... в санатории.

- Где?.. - Ружицкий не поверил своим ушам. - В санатории? Нет! Вы, наверно, шутите, Гуров. В санатории сейчас представитель центра!

Гуров уже больше не держался за свой авторитет. Хотя бы голову спасти:

- Это провал! Не исключено, что мы блокированы! Виталий Викентьевич, взгляд Гурова остановился на "дряхлом", - настала ваша очередь действовать.

- Слушаюсь!

- Остальным уходить. А вы, Ружицкий, и ты, - Туров обернулся к однорукому, - со мной в санаторий!.. Ну, если Вяля и на этот раз вывернется, я съем эту шляпу!

Гуров потряс шляпой и нахлобучил ее на голову во самые уши...

А Гриша, так и не дождавшись ведра, которое Олюня отнесла красноармейцу-повозочному, пошел к источнику с бидоном для молока. Дойдя до каменного льва, Гриша увидел на дорожке следы воды, выплеснувшейся из ведра. Следы показывали направление, в котором шел человек с ведром. Гриша пошел в этом направлении.

Ведро стояло у ограды пансиона. Красноармеец, вне всякого сомнения, перелез через забор в пансион мадам-капитан...