М Ройзман - Все, что помню о Есенине

Благодаря тому, что, по выражению Всеволода, чада {213} и домочадцы отбыли добывать провизию, Есенину и мне удалось повесить наши шубы на кустарную невзрачную вешалку, но шапки мы взяли с собой и положили на подоконник в кабинете хозяина. Сергей представил меня Иванову как секретаря "Ассоциации вольнодумцев", и с первых же фраз я понял, что Есенин всерьез занимается привлечением сотрудников в журнал "Вольнодумец", а Всеволод будет одним из основных.

Когда мы уселись, Сергей предложил мне рассказать о встрече с двойником Музы?ки, что я и сделал. После этого Есенин напомнил Всеволоду, что в четверг, когда он и Борис Пильняк сняли шапки перед проезжающим мимо них двойником Музы?ки, они встретили на углу Кузнецкого моста его, Иванова. Сергей был уверен, что и Всеволод также обознался и поклонился мнимому секретарю Моссовета. Иванов это отрицал, уверял, что спешил в издательство и даже не смотрел по сторонам. Но Есенин, взяв карандаш, стал набрасывать чертеж Кузнецкого и высчитывать минуты проезда пролетки мимо Всеволода. Тот долго упорствовал, поглаживая свои маленькие бакенбарды и посматривая на Сергея добродушно. Однако Есенин не унимался, и Иванов признался: был такой грех, поклонился!

Батюшки мои! В какой восторг пришел Сергей! Как он заразительно смеялся! Но, кажется, Всеволод был в еще большем восторге и хохотал до тех пор, пока у него не выступили на глазах слезы.

- Это сюжет для злой комедии,- сказал Сергей и стал вслух сочинять, что может произойти от встреч писателей с Лже-Музы?кой. Иванов послушал-послушал и заявил, что все равно лучше "Ревизора" ничего не напишешь. Есенин согласился, но сказал, что еще до Гоголя были написаны вещи, в которых фигурировал ревизор. Он стал называть фамилии авторов, из них мне запомнился один из зачинателей русского авантюрного романа А. Ф. Вельтман.

Я стал, было прощаться, сказав, что спешу на заседание в Дом Герцена. Всеволод спросил, что это за заседание. Я объяснил, что по постановлению Моссовета Дом Герцена освобожден от посторонних учреждений и лиц для размещения в нем литературных организаций. А вот Рауспирт третий год не могут выселить.

- А что вы думаете? - подхватил Иванов.- Придут {214} наши представители в этот Рауспирт, поведут носом и спросят: "А закусить есть чем?"

Теперь мы трое хохотали во всю глотку, а потом я пояснил: освобожденную площадь Рауспирта (та, где теперь помещается Литературный институт) решено предоставить нуждающимся в жилище писателям.

- Зачем им нужны комнаты? - сказал Есенин.- Писатель должен жить необыкновенно! Лучше всего я пищу в номере гостиницы! - Тут он оглядел стены и спросил Иванова: - Где же твоя классная доска?

- Я оставил ее в Кривоколенном на память Вороненому!

- На чем же ты пишешь?

Иванов взял фанерную дощечку, опустился на низенький табурет, положил ее на колени.

- Так я написал "Бронепоезд"! Сергею это очень понравилось, он сел на табурет, положил дощечку на колени:

- Ох, как хорошо! Ты, Всеволод, настоящий писатель! Ну, я отсюда никуда не пойду! - И обратился ко мне: - Мотя, будь добр, забеги к Косте. Пусть не ждет меня" а приходит сюда!

- Сережа! Если я опоздаю на заседание, мне попадет от правления Союза поэтов.

- Ты вали на мою голову! - Есенин посмотрел на меня светло-голубыми глазами и повторил: - Будь добр!

Он подошел к лежащему возле печки коврику, лег на него и, смотря на плящущее рубиновое пламя, начал читать словно слегка простуженным, но согревающим сердце голосом:

Знаете ли вы,

Что по черни ныряет весть,

Как по гребням волн лодка с парусом низким,

По-звериному любит мужик наш на корточки сесть

И сосать эту весть, как коровьи большие сиски...

С. Есенин. Пугачев,- Собр. соч., т. 4, стр. 174.

Выйдя из подъезда, я подрядил извозчика в два конца: к Константину Аристарховичу Большакову, а потом в Дом Герцена. Поэт жил в Малом Гнездниковском переулке, в двухэтажном красном доме, напротив здания, где ныне помещается Государственный комитет кинематографии.

{215} Высокого роста, стройный, с красивым лицом, Константин слегка картавил, по своим манерам напоминал сошедшего со страниц английского романа денди.

Я застал Большакова одного, он лежал на исполинской кровати, где могли поместиться добрых пять человек, и читал книгу. Я сказал, куда его приглашает Есенин и добавил, что могу подвезти на извозчике.

- Такую встречу нельзя пропустить! - проговорил он и стал поспешно собираться.- Вот только вооружусь! - пояснил он и, взяв из буфета бутылку мадеры, сунул ее в карман.

Потом надел шубу, шапку, пошел на кухню, где его жена Мария Григорьевна готовила обед, и сказал ей, что идет со мной на срочное заседание в Дом Герцена...

7 апреля 1924 года около десяти часов утра в нашей квартире раздался звонок, я отпер входную дверь - передо мной стояли Сергей Есенин и Всеволод Иванов. Они сняли пальто. Оба были в серых костюмах светлого тона, полны безудержного веселья и солнечного дыханья весны. У Есенина в глазах сверкали голубые огни, с лица не сходила знакомая всем улыбка и делала его, в золотой шапке волос, обворожительным юношей. Иванов, видимо, хотел казаться солидным, хмурил брови, поджимал губы, но Сергей толкнул его локтем в бок, и Всеволод, не выдержав, засмеялся и сразу стал добродушным, привлекательным. Еще идя по коридору, они, перебивая друг друга, восклицали: "Теперь будет читать, как миленький".- "Надо бы туда же и директора!" - "Он - толстый, не влезет!" Усевшись в моей комнате в кресла, гости посвятили меня во вчерашнее их похождение.

Возвращаясь с именин, они проходили мимо Малого театра и увидели вывешенную при входе афишу с объявленным на две недели вперед репертуаром. Все это были старые русские и зарубежные драмы. Сергей и Всеволод возмутились: в театре не идет ни одна советская пьеса! Им часто жаловались драматурги на то, что театры не только не принимают советские вещи к постановке, но даже отказываются их читать. Есенин и Иванов решили поговорить по душам с заведующим литературной частью и прошли через артистический подъезд к нему в кабинет. Заведующий - благообразный, худощавый и спокойный {216} человек, был удивлен и обрадован приходом известных писателей. Сперва беседа шла в мирном тоне, но, когда заведующий стал доказывать, что высокочтимые артисты, не находят для себя в новых драматических произведениях выигрышных ролей, Всеволод любезно осведомился, читает ли он, заведующий, пьесы советских авторов. Тот закивал головой и даже слегка возмутился: что за вопрос! Тогда Есенин предложил своеобразную игру в фанты; заведующему будут названы пять советских пьес, если хотя бы одну он читал и расскажет содержание,- выигрыш на его стороне, если нет - победили они, писатели. Заведующий пересел с дивана на кресло, потер руки и согласился. Выяснилось, что ни одной из пяти пьес, которые ему назвали, он не читал. Только одна была известна ему - увы! - по названию.