М Ройзман - Все, что помню о Есенине

- Значит, из тебя Державина не вышло? - спросил Пильняк.

- Да я не чуял, как унести ноги из этого логова! А что Державин? У него есть четверостишие "На птичку". Словно написано о моем положении в Федоровском городке.- И он в полный голос прочитал:

Поймали птичку голосисту

И ну сжимать ее рукой;

Пищит бедняжка вместо свисту,

А ей твердят: "Пой, птичка, пой!"

- Ты солдатские анекдоты помнишь? - поинтересовался Борис Андреевич. Утверждая, Есенин кивнул головой.- Расскажи хоть один!

Сергей рассказал. Пильняк так хохотал, что его очки свалились на стол...

Пишу я эти строки и невольно вспоминаю, как московский литературовед П. Юшин в своей книге черным по белому напечатал:

..."Дезертировав из армии, принявшей присягу на верность Керенскому, Есенин после Октябрьской революции вновь оказался в Царском Селе, когда там не было уже ни царя, ни царицы, но группировались и готовили монархический переворот верные царю слуги. 14 декабря (по старому стилю) {232} поэт (Есенин.- М. Р.) принимает в Царском Селе в Федоровском государевом соборе клятвенное обещание на верность царю". (П. Юшин. Поэзия Сергея Есенина. Изд-во МГУ, 1966, стр. 227).

Читаешь это и, честное слово, глазам не веришь! А далее еще удивительней: "Таким образом царистские настроения поэта выражались не в одних лишь стихах, посвященных царевнам, но принимали и более определенные и решительные формы, как раз в то время, когда все яснее становился характер совершившейся революции" (Т а м ж е.).

Более того, Юшин пишет, что "полемика между Есениным и Клюевым началась сразу же после принятия Есениным клятвы на верность царю в Федоровском государевом соборе. При всей своей приверженности к старине Н. Клюев был последовательным и непримиримым врагом Романовых" (Там же, стр. 236.).

Одним словом, "антимонархист" Клюев противопоставляется "монархисту" Есенину!

Может быть, Сергею так вольготно жилось в Федоровском городке, что его "купили"? Вот что рассказывает друг Есенина Михаил Мурашов о жилище Сергея в городке:

"Начал разглядывать комнату. Окна под потолком без решеток. Это не острог, а такой стиль постройки для слуг. Мрачная продолговатая комната. В ней четыре койки, покрытые солдатскими одеялами. Койка Есенина была справа под окном. У койки небольшой столик и табурет. В головах койки чернела дощечка, на которой выведено мелом неровным почерком: "Сергей Есенин".

Спрашиваю:

- Что же это - казарма?

- Почти!

Напоминаю о "Трофейной комиссии";

- Променял ворону на ястреба.

- Не говори,- коротко ответил Есенин и принялся угощать дешевыми папиросами" (Сергей Александрович Есенин. Госиздат, 1926, стр. 57.).

Конечно, в таких условиях Сергей мало писал. Но содержание одного стихотворения, сатирического, Мурашев запомнил: "Во сне к Ломану приходит Пушкин и говорит:

{233} "Вот я русский поэт, ты меня звал?". Полковник спрашивает: "Что ты делаешь?" Поэт отвечает: "Стихи пишу". Полковник Ломан читает ему нотацию и посылает его в лазарет выносить урыльники".

... В общем, в Царском Селе не жизнь была у Есенина, а разлюли-малина!

А кто же устроил его на службу в лазарет, верней, лазареты (солдатский и офицерский) в Царском Селе? "Антимонархист" Н. Клюев, который давно был знаком с полковником Д. Н. Ломаном, начальником лазаретов в Царском Селе.

Может быть, перед царскосельской службой были какие-нибудь предпосылки к верноподданнической "клятве" Сергея царю-батюшке?

В 1913-1914 году Есенин работал в типографии Товарищества И. Д. Сытина на Пятницкой, состоял в подпольном рабочем кружке, распространял прокламации, принимал участие в политической забастовке, подписал письмо против меньшевиков, которые настаивали на ликвидации подпольной социал-демократической партии. В письме рабочие требовали демократической республики, конфискации помещичьих земель, восьмичасового рабочего дня. Это письмо было адресовано членам 4-й Государственной думы Р. В. Малиновскому, который оказался провокатором. Он передал письмо в московское охранное отделение, и там в "Журнале наружного наблюдения" за No 575 с установкой на С. А. Есенина, проживающего по Строченовскому переулку, в доме No 24, квартире No 11, была дана поэту кличка "Набор", и филеры не спускали с него глаз.

Сергей пишет своему другу юности Г. А. Панфилову:

"Ведь я же писал тебе: перемени конверты и почерка. За мной следят, и еще совсем недавно был обыск у меня на квартире... Письма мои кто-то читает, но с большой аккуратностью, не разрывая конверта... Я зарегистрирован в числе всех профессионалистов" (С. Есенин. Собр. соч., т. 5, стр. 104 и 108.).

Среди рабочих типографии, среди подпольщиков шли аресты. Есенин ждал такой же участи. Гражданская, жена Сергея Анна Романовна Изряднова, которая работала в той же типографии, рассказывала, что опасно было не только отдавать по назначению прокламации, расклеивать их, но и трудно было выносить на улицу. При выходе из {234} типографии стояли сторожа, городовые, филеры, они грубо обыскивали рабочих. Есенин придумал хитрую уловку: идет жена или экономка инженера, бухгалтера из типографской лавки, несет корзинку. Есенин тут как тут: "Разрешите донести!" Женщина рада избавиться от ноши, отдает. Сергей улучит момент и положит прокламации поглубже в корзину или сумку. А перед воротами скажет:

"Знаете, сейчас начнут обыскивать, все у меня перевернут. Возьмите, я вас догоню!" Женщина выходит, полицейские ее не трогают, А Есенина обыскивают с пристрастием: "Как же!.. "Набор"!" А он за углом догонит женщину, опять ее ноша в его руках, воспользуется минутой, вынет прокламации и отправит в карман. У своего дома женщина благодарит Сергея, иногда дает баранку, конфету. Есенин тоже благодарит женщину, и оба, довольные друг другом, отправляются в разные стороны.

- А если бы женщина отказалась от услуг Сергея? - спросил я.

- Да что вы! - сказала Анна Романовна.- Золотые кудри, синие глаза. Какая женщина не доверится херувиму?

Теперь читателю ясно, что стоит утверждение литературоведа Юшина о "клятве" Есенина на верность царю 14 декабря 1917 года (по старому стилю). Не могу умолчать, что литературовед подчеркивает: все это произошло после Октябрьской революции, то есть спустя два с половиной месяца после нее. А кто же не помнит известные строки Сергея:

Хотя коммунистом я не был

От самых младенческих лет,

Но все же под северным небом

Винтовку держал за Совет.

С. Есенин. Собр. соч., т. 3, стр. 268.

Я не устану повторять, что в своих стихах Сергей не лгал, а исповедовался! Что же выходит? Литературовед, называя Есенина великим национальным русским поэтом, не верит его стихам. А если верит, возможно ли, чтобы Сергей рисковал своей жизнью, борясь с оружием в руках за Советскую власть, а спустя два с половиной месяца ставил на карту свою жизнь, давая клятвенное обещание на участие в монархическом перевороте?