Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

В Марселе нам приходилось жить очень скромно. Надо было снять частную дешевую квартиру, чтобы переехать в нес из гостиницы.

Жюль Жаспар помог нам и в этой части. У него уже порядочное время были хорошие отношения с директором почтового отделения, расположенного вблизи от дома, в котором снимал квартиру Жаспар. В результате случайного или преднамеренного разговора между Жюлем Жаспаром и господином Пейер выяснилось, что у второго имеется собственная пустующая квартира, правда неважно меблированная, расположенная по улице Аббе де Л'эрре (Abbe de L’Erree), 85. С владельцами квартиры вскоре у нас тоже установились дружеские отношения.

Переехав на новую квартиру, мы направились в полицию, чтобы встать на учет, а для Маргарет и Рене оформить все необходимые бумаги, приведя в надлежащий порядок все имеющиеся у Маргарет на руках документы.

Не успели мы еще освоиться и, как принято говорить, акклиматизироваться, как стали чувствовать «прелести» Средиземного моря. Вскоре нам поведали, что в Марселе можно ждать мягкую влажную зиму и жаркое сухое лето. Это нас тревожило, ибо мы прибыли в Марсель без вещей. У нас не было абсолютно никакой одежды, кроме той, в которую мы были облачены. Это сказывалось не только на нашей частной жизни, но и на моей возможности проникать и здесь в местное общество.

Температура воздуха в Марселе держалась для зимы высокая, в январе-феврале – около 12–14 градусов, а летом доходила до 30 градусов. Именно этим объяснялось то, что в квартире, в которую мы переехали, как и во всех почти других, не было отопления.

Совершенной неожиданностью для меня было то, что однажды, выйдя на улицу, я буквально не мог стоять: дул сильнейший ветер и было довольно холодно. Едва передвигаясь по улице, я видел разрушительные следы этого ветра. Потом мне рассказывали, да и сам я убеждался, что этот северный ветер, иногда северо-западный, достигающий силы шторма, приносит значительный ущерб. Он способен срывать с домов крыши, вывески, переворачивать киоски и лотки уличных торговцев Больше того, он способен перевернуть автомашины, трамваи, автобусы. Мне говорили, что мистраль чаще всего бывает именно в феврале марте.

Влияние этого ветра я почувствовал и на себе. К счастью, стремясь не опоздать на назначенную встречу, выскочил из дома без головного убора, что его и спасло, ибо ветер сорвал бы его и унес. Неожиданно я почувствовал во рту что то непонятное, напоминающее песок. Оказывается, ветер нес с побережья песок, на первый взгляд совершенно незаметный.

Первое время я не мог понять проявляемое провансальцами отношение к возникающим штормам, могучим ветрам. Вскоре, однако, понял, что этим ветром они тоже гордятся. Говорили, что мистраль даже тогда, когда вызывает настоящие бедствия и заставляет почти всех сидеть по домам, приносит огромную пользу, уберегая население от многочисленных инфекций, проникающих с моря.

Об этом я услышал, сидя как-то в кабинете у Жаспара, от его друзей – и тут впервые их буквально поразил. Дело в том, что еще в Брюсселе, я уже точно не помню, Ивонн или Эллен, кто-то из них подарил мне томик стихов одного поэта, и мы часто вместе с Маргарет читали их. И вот, услышав рассказ о ветре мистраль, я невольно вспомнил фамилию автора этих стихов. Фредерик Мистраль. И я назвал его. Почти все присутствовавшие были поражены и сказали, что если провансальцы, марсельцы гордятся Каннебьер и ветром мистраль, то в еще большей степени они гордятся поэтом Мистралем. Один из принимавших участие в нашем разговоре даже подчеркнул, что огненные слова любимого провансальского поэта, уподобляясь ветру мистраль, своими порывами разносят далеко от Марселя чудесные рифмованные строки, охватывают и зажигают тех, кто их слушает и читает. Как ветер мистраль, поэт Мистраль обладает огромной силой и неумолимо мчится вперед.

С первых дней пребывания в Марселе у меня возникли и трудности. Одной из весьма весомых было мое поведение по отношению к Маргарет. Она знала, что директором «Симекс» в Марселе является Жюль Жаспар, изредка к нему приезжал директор «Симекс» из Парижа Альфред Корбен. Если мне память не изменяет, то за более чем десятимесячный период моего пребывания в Марселе он приезжал не более двух трех раз. Мы с ним встречались, за редким исключением, только в конторе филиала. Мне было, конечно, интересно узнать, как идут дела в наших фирмах в Брюсселе и Париже, как он сам живет. Никогда каких-либо разговоров, связанных с моей разведывательной деятельностью, я с ним не вел и, конечно, не использовал его приезды для передачи разведывательных данных Отто. Я был убежден, что о нашей разведывательной деятельности он ничего не знает и к разведке никакого отношения не имеет. Парижская резидентура, возглавляемая Отто, по моему глубокому убеждению, Корбена ни к какой разведывательной деятельности не привлекала. Если бы это имело место, то означало бы очередную грубейшую ошибку со стороны Отто. Корбен должен был постоянно находиться вне всяких подозрений, и его следовало использовать исключительно только как коммерсанта, как не запятнанного ничем директора нашей парижской «крыши».

Более часто заезжал в Марсель, как мне казалось, только для встречи со мной Отто. Сейчас я хочу более подробно остановиться на том, что меня связывало с Отто за все время моего пребывания в Марселе вплоть до моего ареста 9 ноября 1942 г. французской полицией по поручению гестапо.

Итак, Отто уже считал абсолютно принятым установленный им еще во время моего проживания в Брюсселе порядок, заключавшийся в том, что он всегда останавливался у меня, хотя квартира в Марселе у нас была не из больших.

К этому времени наши отношения стали весьма сложными. Это объяснялось многим.

Блондинка постоянно возмущалась тем, что, уединившись у меня в комнате или даже находясь в столовой, когда она выходила на кухню, мы вели непрекращающиеся споры. Это вызывало у нее негодование и даже слезы.

В своих воспоминаниях, которые были написаны перед ее смертью и переданы мне нашим сыном только в феврале 1991 г., после того, как ему удалось установить, что я жив, проживаю в Ленинграде, и прибыть для первой встречи со мной, Маргарет пишет, постараюсь дословно перевести с французского на русский язык: «Это было слишком невыносимо для меня, так как в действительности я была ревнивой и не переносила никакого вида скрытности. Я уронила на пол блюдо с завтраком, вернулась к моей кровати и приняла решение: начиная с этого дня больше не заботиться о Треппере».

Эти слова последовали за описанием того, что происходило за ранним завтраком в столовой, когда она вышла на кухню, а между Треппером и мною шел обычный спор, который прекратился, как только она появилась. Нет, не следует думать, что Маргарет была «ревнивой» по отношению ко мне. Для этого не было никаких оснований. Она просто не выносила такого положения, когорое характеризует, что между мной и Отто существуют какие-то секреты, содержание которых мы утаиваем от нее.