Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

Это утверждение Отто не только является его личной выдумкой в целях доказательства моей трусости, результатом которой явился мой арест в Марселе. Нет, это место книги дает возможность ее автору приписать мне вину за провал моей, повторяю, моей резидентуры в Бельгии и опровергнуть свою, доказанную вину в провале на улице Атребат и аресте нескольких человек. Я верю в то, что читатели поймут, как произошел этот провал и кто виновен в нем и в аресте нескольких человек, связанных с советской разведкой.

Свою выдумку о причине моего «отказа выехать уже не в Алжир, а в Швейцарию согласно его указаниям» Леопольд Треппер продолжает с еще большей наглостью. Он пишет: «Я знаю, что не убедил его. В ответ на мое предложение укрыться в Швейцарии он мне говорит, что его подруга, с которой он ни за что не хочет расстаться, ожидает получения паспорта» (с. 157).

Прежде всего, никакого такого предложения не было. Самым же главным является его утверждение, что я «не хотел расстаться с моей подругой». Леопольд Треппер отлично знал, что присутствие Маргарет в Марселе после ее вынужденного бегства из Бельгии было оправдано не тем, что она была моей «подругой», а именно тем, какой вклад она внесла в создание нашей «крыши» в Брюсселе.

Ложь Леопольда Треппера идет еще дальше и с еще большей наглостью, и в части моего ареста в Марселе он прямо пишет: «На первом же допросе Кент заговорил. Гестаповцам было достаточно пригрозить ему разлукой с Маргарет. Кент знает, какое место в нашей сети занимают фирмы "Симекс" и "Симекско"...» (с. 157).

В соответствии с привезенным мною и Паннвицем в Москву следственным делом гестапо, заведенным на меня, видно, во-первых, что следствие началось только после моей доставки в Бельгию; во-вторых, что только в результате моей выдержки и отрицания принадлежности к советской разведке была организована очная ставка с изобличившим меня Германом Избутским – Бобом, назвавшим меня Маленьким шефом, а Леопольда Треппера, своего друга, Большим шефом (именно с этого момента Л. Треппер стал «признанным за свои заслуги перед гестапо "Большим шефом"»); в-третьих, ведь Отто лично ознакомил Хемница и Паскаля с существованием «Симекско», а именно они, будучи арестованными задолго до меня, назвали нашу «крышу». Правдивость моего утверждения я могу доказать не голословно. В 1961 г. случайно оказавшиеся при рассмотрении одной из моих жалоб исключительно честные, порядочные работники КГБ СССР и Военной прокуратуры обнаружили в личном архиве Абакумова показания Панцингера, одного из главарей гестапо, который утверждал, что «задолго до моего ареста» им стали известны фирмы «Симекско» и «Симекс» и в целях максимального выявления советских разведчиков они установили наблюдение за этими фирмами.

Одним из поводов резкого обострения отношений между мною и Леопольдом Треппером в Марселе явилось полученное в самом начале сообщение из Парижа через Марго, а затем повторенное самим его инициатором Отто: якобы он лично был связан с организацией ТОДТ в Париже, а также поддерживал с этой организацией связь через мадам Лихонину, которую в своей книге он изображает чуть ли не предательницей, агентом гестапо.

Вот именно благодаря этому организация ТОДТ настаивала на посещении своими представителями филиала «Симекс» в Марселе. Отто предупреждал меня, что мне следует с этими представителями ТОДТ встретиться.

Услышав о необходимости этой встречи, я был возмущен и в резкой форме заявил Трепперу протест. Я указал ему на то, что никто не имел права любым организациям оккупантов сообщать о моем пребывании в Марселе.

Как потом выяснилось не только из имевшей место после моего ареста беседы с Гирингом, но и нашло подтверждение в некоторых литературных источниках, именно он, стремясь выявить меня, должен был вместе с Лихониной, как переводчицей и сотрудницей «Симекс», прибыть в Марсель в качестве представителя ТОДТ.

Может возникнуть вопрос: почему же он не выполнил задуманный им план? Ответ был очень простым, и его дал мне сам Гиринг. Он намечал на 10–11 ноября 1942 г. захват неоккупированиой зоны Франции, он и Бомельбург, начальник гестапо в Париже, прибыли буквально накануне намеченной даты, с тем чтобы меня арестовать, не дав возможности скрыться от вступающей в Марсель немецкой армии и проникающих в этот город гестапо и прочих секретных служб Германии.

Может возникнуть вполне оправданный вопрос: не является ли еще одной оплошностью, допущенной Треппером и облегчившей мой арест гестапо, тот факт, что именно он являлся инициатором «моей встречи в Марселе с представителями организации ТОДТ»? Зачем Отто понадобилось организовывать эту встречу?

Мне хочется вернуться к написанным Маргарет воспоминаниям. Она прямо указывает, что после высказанного ею протеста по поводу поведения Треппера при проживании у нас в Марселе он, по ее словам, больше у нас не появлялся. Правда заключается в том, что не только складывающиеся между нами (между Отто и мною) сложные и все более обостряющиеся отношения мешали его поездкам в Марсель, а неожиданно быстрое развитие событий.

В своих поездках в Марсель Леопольд Треппер был очень заинтересован, так как целый рад имеющей значение разведывательной информации он мог получить только от меня в Марселе. Может возникнуть вопрос: чем можно объяснить мои возможности сбора важной разведывательной информации, ведь в Марселе я был новичком? Постараюсь более подробно ответить на этот вопрос.

В моей легализации и проникновении в определенные полезные для меня слои общества во многом помог Жюль Жаспар. Этому содействовала и его жена. Я уже немного сообщал о Жюле Жаспаре. Сейчас попытаюсь рассказать о нем как о личности, о человеке.

Встречаясь в Марселе с Ж. Жаспаром, мы часто беседовали на разные темы, но больше всего меня заинтересовала его личная жизнь.

Мне доставляло удовольствие смотреть на лицо этого старика, ставшего мне близким. Оно навсегда сохранило загар палящего солнца далеких стран. Глубокие морщины на лбу и на щеках тоже свидетельствовали о продолжительной колониальной жизни этого человека. Умные старческие глаза не по возрасту были всегда задорными и бойкими.

Жюль Жаспар, как я уже указывал, происходил из известной семьи политических и государственных деятелей. Его брат был долгое время премьер-министром Бельгийского королевства, а племянник, по его словам, был министром в предвоенные и первые годы Второй мировой войны. Сам Жюль Жаспар провел большую часть своей жизни в колониях. Он был в Индокитае, на Мадагаскаре, в различных странах Африки.

Жюль был консулом Бельгии в течение 35 лет в колониях, за что его удостоили высокой награды: он с гордостью носил в петлице своего костюма красную розетку Почетного легиона. Находясь уже в отставке, считался почетным консулом. Очень хорошо знал жизнь колониального населения и мог без конца рассказывать много интересного из того, чему его научила жизнь, с чем его познакомили годы консульской работы.