Анатолий Гуревич - Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.

На письменном столе под стеклом едва виднеется какая-то схема, стоят огромных размеров пепельница, настольные часы, прибор с вечным пером, цветные карандаши. Замечаю на столе и папку, на которой красивым почерком выведены мои фамилия, имя и отчество и... какая-то новая должность, прочесть ее не могу. На стене за спиной сидящего начальника Управления висит огромная карта мира. В кабинете тихо, тяжелые портьеры зашторивают двери и окна, ничто не тревожит и не отвлекает внимания.

Гендин просит меня сесть в кресло, стоящее у маленького столика, прилегающего к письменному столу. Едва я успеваю сесть, как в кабинет входят комбриг Бронин и полковник, если не ошибаюсь, Старунин. Вошедшие докладывают о своем прибытии комдиву Гендину, а затем очень мило здороваются, пожимая мне руку. Начинается деловая часть нашего разговора. При этом Гендин достает небольшую пепельницу, подвигает ее ближе ко мне и разрешает курить. Видимо, он понимает, что я не очень-то спокоен. Настало время, когда передо мной были открыты все карты.

Мне было объявлено, что я выезжаю из Советского Союза в качестве одного из иностранных туристов, посетивших и Москву, имея паспорт гражданина Мексики. Мне будут заказаны и вручены железнодорожные билеты на поезда Москва–Ленинград, «Красная стрела», а затем из Ленинграда в столицу Финляндии, Хельсинки. Там в «Интуристе» на мое имя заказаны билеты на самолет в Швецию, Норвегию и на пароход из Норвегии в Нидерланды, а затем на самолет в Париж. Через «Интурист» мне предоставят номер в одной из самых реномированных гостиниц в Хельсинки.

В Париже мне рекомендовали остановиться в одной из гостиниц поблизости от здания Гранд-опера. Затем я должен в обусловленном месте, в установленное время встретиться с курьером ГРУ, который примет мой мексиканский паспорт и выдаст мне новый, по которому надлежит легализоваться. После получения нового, на этот раз уругвайского паспорта, я должен буду буквально через несколько часов выехать в Брюссель, столицу Бельгии. Обо мне позаботились и в данном случае. Прежде всего, мне рекомендовали гостиницу недалеко от вокзала, где я должен буду через сутки сесть в поезд и проехать в Брюгге, город в Западной Фландрии. В обусловленном месте, с заранее оговоренными журналами в руках мы должны показаться друг другу – резидент в Бельгии и я. Затем предусматривалось, что через два часа мы встретимся уже как старые знакомые в одном из ресторанов в Генте, то есть уже в Восточной Фландрии.

После нашей первой встречи с резидентом я должен буду остаться некоторое время в Бельгии, с тем, чтобы легализоваться в одной из солидных фирм, специально организованных нашим резидентом. После легализации в качестве коммерсанта я должен буду основать филиал этой фирмы в Швеции.

Гендин мне пояснил, что наша резидентура полностью законспирирована и законсервирована, то есть практически в настоящее время она не ведет никакой деятельности. Ее задача заключалась в том, чтобы в случае войны между Германией и СССР в результате фашистской агрессии обеспечить радио- и почтовую связь наших резидентур на Западе с Москвой, минуя территорию Германии.

Передо мной ставилась задача освоиться в обществе, усовершенствовать знания французского и немецкого языков, подтянуть разговорный и письменный английский язык.

В разговоре со мной Гендин дал весьма положительную характеристику Отто, резиденту в Бельгии, сумевшему, по его словам, создать не только вполне работоспособную резидентуру, но и, это самое главное, весьма прочную «крышу», то есть фирму, под вывеской которой мы сможем, создав ее филиалы в различных странах, обеспечить связью с Москвой работу наших резиденту р. Конечно, я не знал в то время, был ли знаком Гендин лично с Отто, или его характеристика основывалась на докладах тех лиц, которые с ним, с Отто, были связаны по работе. Однако его оценка у меня не вызывала никаких сомнений, а наоборот – чувство удовлетворения в том, что мне придется начинать мою работу под руководством столь опытного резидента.

В этой беседе, стоя у карты Европы, Гендин кратко информировал меня о создавшейся обстановке. Большую часть приведенных им фактов я уже знал, но все же внимательно прислушивался к его высказываниям.

Уже находясь за рубежом, постепенно, вступая в соприкосновение с различными кругами светского и делового общества, мои познания в вопросах международных отношений значительно углублялись, и по ходу изложения моих воспоминаний я буду более подробно на них останавливаться.

Прощаясь, Гендин пожелал мне всего хорошего, успехов в работе, сохранения жизни и здоровья. Он пообещал мне, по собственной инициативе, обеспечить внимательное отношение к моим родителям.

Признаюсь, я покинул кабинет комдива с тревогой. Многое из сказанного для меня было ново, к чему я не был подготовлен. Нервное состояние вызвало и то, что мой путь пролегал через Ленинград. У меня невольно возникала тревога в связи с возможной встречей «гражданина Мексики» с друзьями и знакомыми настоящего ленинградца.

Я высказал свою тревогу Бронину. Он со мной согласился, но тут же пояснил, что проложить курс по первоначальному маршруту не удалось, так как одна из намеченных для пересечения стран отказала в выдаче транзитной визы. На мой вопрос, чем это могло быть вызвано, не получил никакого разъяснения.

Итак, последний день моего пребывания в Москве был очень напряженным. Мне надо было попрощаться еще с несколькими друзьями, сдать все документы, в том числе паспорт, военный и комсомольский билеты и проч., получить паспорт мексиканца, предусмотренную сумму денег – валюту, необходимую для проезда в Бельгию и на проживание.

Покидая Управление, я был несколько удивлен тем, что многие из сотрудников, с которыми я раньше не был знаком, очень любезно прощались со мной и желали счастья и успехов во всем.

Неужели они догадывались, с кем имеют дело, что провожают Кента в дальний путь? Я привел псевдоним Кент впервые. Хочу сразу уточнить его происхождение. Это имя было мне дано в ГРУ. Поэтому некоторые утверждения в западной литературе о том, что якобы я сам придумал его под влиянием прочитанных детективов, как и многое другое, касающееся меня, является сплошным вымыслом.

К вечеру все дела были закончены, и к отходу поезда я был на вокзале. Меня провожали только товарищи из Управления, мой непосредственный начальник комбриг Бронин, а также его помощник. Оба, естественно, были в штатском. Мы жмем друг другу руки. Это – крепкое, весьма выразительное рукопожатие друзей. Троекратный, по-русски, поцелуй, и мы расстаемся, не зная, что это последнее прощание, что больше с комбригом Брониным я никогда не встречусь. С его помощником, правда, мне пришлось увидеться еще раз в мае 1945 г., но эта встреча была уже не столь дружеской и требует подробного изложения в соответствующем разделе моих воспоминаний.