Владимир Горончаровский - Арена и кровь: Римские гладиаторы между жизнью и смертью

Наконец, дождавшись снежной и бурной зимней ночи, Спартак приказал засыпать часть рва землей, ветками, телами убитых пленников и трупами павших лошадей, а затем успел перевести через него третью часть своего войска [70] Видимо, прорыв был осуществлен в феврале, поскольку начинать решительные военные действия задолго до наступления весны не имело смысла. До сих пор в этом месяце на юг Италии и Сицилию нередко обрушиваются мощные снежные бури (например, 18.02.2008). . Причем это была наиболее мобильная его часть, поскольку Аппиан сообщает, что Спартак готовил к прорыву конный отряд и решил пойти на риск, когда всадников было уже достаточно (Арр. Bell. Civ. I. 119–120). Видимо, перед этим был отдан приказ реквизировать всех пригодных для использования в кавалерии коней на полуострове. Прежде всего данная мера должна была коснуться окрестностей городов Гиппоний и Медма, где находились пригодные для коневодства прекрасные цветистые луга (Strab. VI. 1. 5). Создается впечатление, что таким образом была реализована еще одна его военная хитрость, которая должна была побудить Красса действовать более решительно. В любом случае, тот оказывался в невыгодном положении. Если римская армия оставалась на прежних позициях, скованная большей частью войска восставших, то Спартак со своим отрядом получал полную свободу действий в отношении других римских полководцев, собиравшихся прибыть в Италию морем. Если же нет, то для римлян возникала угроза нанесения удара с двух сторон. Скорее всего, Красс бросил бесполезные теперь укрепления и двинулся вслед за Спартаком, так для него важно было обеспечить себе численное превосходство в предстоящей битве. Он уже жалел, что ранее писал сенату о необходимости вызвать в Италию войска других полководцев: из Фракии — Марка Лукулла, а из Испании — Гнея Помпея. Слава победителя медленно ускользала из рук Красса, поэтому он должен был спешить окончить войну с мятежниками до появления своих возможных конкурентов. Пока еще главнокомандующий, он предвидел, что в противном случае успех будет приписан не ему, а тому из них, кто явится к нему на помощь.

Между тем путь воинов Спартака лежал к Брундизию, большому порту на Адриатическом море с несколькими прекрасными гаванями, вмещавшими до двухсот кораблей. Стремительный конный рейд и захват Брундизия до начала навигации в апреле позволял воспрепятствовать возможной высадке легионов Лукулла или спокойно дождаться подхода подкреплений, посадить воинов на корабли и переправить их в порт Диррахий на расстоянии около 260 км от Италии. Оттуда открывался путь в Грецию или на север Балканского полуострова. Возможно, конечной целью в данном случае представлялся восточный театр военных действий, где у восставших рабов еще оставался потенциальный союзник — непримиримый враг Рима Митридат VI Евпатор. Однако захватить хорошо укреплённый порт так и не удалось. Аппиан по этому поводу писал: «Когда Спартак узнал, что в Брундизии находится Лукулл, возвратившийся после победы над Митридатом, он понял, что все погибло…» (Арр. Bell. Civ. I. 120). Конечно, римским историком, писавшим более чем двести лет спустя после описываемых событий, здесь была допущена ошибка. Победитель Митридата в это время находился на Востоке и не покидал театр военных действий. Но дело в том, что и его брат, Марк Лукулл, тоже вряд ли мог высадиться в Брундизии со своей армией в конце зимы — начале весны 71 г. до н. э. [71] При стремлении римлян быстрее завершить позорную рабскую войну было бы странным полное бездействие крупных воинских сил, оказавшихся близ театра военных действий почти за два месяца до их окончания. К тому же, кроме противоречивого сообщения Аппиана, о появлении Лукулла в Италии не упоминает ни один античный автор. Вообще надо сказать, что при всей ценности информации о восстании Спартака, сообщаемой этим историком, она представляет собой своего рода «нарезку эпизодов», иногда разделенных значительными промежутками времени. Во-первых, из-за плохих погодных условий это не очень подходящее время для переправы крупных военных сил, во-вторых, на год, когда завершилась тяжелая Македонская война, приходится слишком много событий, чтобы уложить их в пределы всего двух, к тому же зимних, месяцев. Длинный список деяний Марка Лукулла в 71 г. до н. э. приводит Евтропий: война с бессами и победа над ними в большом сражении у горы Темы, осада и захват города Ускудам, в котором жило это племя; взятие Кабилы и поход к Дунаю, а затем ко многим городам, расположенным у Понта. В итоге Лукулл опустошил Аполлонию, взял Каллатиды, Парфенополь, Томы, Истр, Бурупаны и только тогда, закончив войну, возвратился в Рим (Eutr. VI. 8. 1). Собственно, в его легионах и не было особой нужды после назначения вторым главнокомандующим в рабской войне Гнея Помпея, вернувшегося из Испании.

Так или иначе, когда надежда на флот, позволявший покинуть Италию, растаяла и одновременно в борьбу скоро должна была вступить новая римская армия, намерения Спартака сразу резко изменились: он вновь сделал своей главной целью разгром Красса и, судя по всему, опять прибег к военной хитрости. Плутарх сообщает о раздорах, очевидно мнимых, среди восставших, в результате которых от основных сил армии Спартака откололся отряд под командованием Гая Канниция [72] У некоторых античных авторов этот предводитель восставших именуется Ганником. и Каста, расположившийся в самостоятельном лагере у Луканского озера (Plut. Crass. 11; Liv. Ер. 97). Кстати, Орозий, видимо более точно, называет этот отряд вспомогательным войском Спартака (Oros. V. 24. 6). Тит Ливий определяет его численность минимум в тридцать пять тысяч человек, дополнительно указывая, что это были галлы и германцы. Такие силы несопоставимы с третью войска, которое увел Спартак с Регийского полуострова. Возможно, это действительно был самостоятельный отряд, но из числа тех, что вырвались из бруттийской ловушки позднее и шли на соединение со Спартаком согласно заранее разработанному плану. Вскоре он подвергся нападению со стороны Красса, который стал успешно теснить повстанцев, но внезапное появление воинов Спартака остановило бегство охваченных паникой людей. Красс был вынужден отступить, но ненадолго. Выждав некоторое время, он снова решил напасть на отряд Канниция и Каста, но, чтобы на этот раз предотвратить возможную помощь им, расположил свои силы в двух укрепленных лагерях, расположенных вплотную к полевым укреплениям своих противников с одной стороны, и Спартака — с другой.

Под покровом ночи Красс вывел все войско из лагерей, оставив в большем, находившемся близ позиций Спартака, чтобы ввести его в заблуждение, свою палатку главнокомандующего. Сам же разместил легионеров в засаде у подножия ближайшей небольшой горы. Далее он отдал приказ Луцию Квинкцию разделить вверенную ему конницу на две части. В задачу одной из них входило завязать бой с войском Спартака и отвлечь его на себя, другая же должна была вступить в сражение с отделившимися галлами и германцами и притворным бегством заманить их подальше, поставив под удар основных сил Красса. Чтобы усилить свои позиции и произвести нападение сразу с нескольких сторон, он отправил 12 когорт с легатом Гаем Помпонием и Квинтом Марцием Руфом на один из окрестных холмов, в обход горы, «с приказанием сделать все возможное, чтобы пробраться туда незаметно. Стараясь ничем себя не обнаружить, люди эти прикрыли свои шлемы. Тем не менее их увидели две женщины, приносившие жертвы перед неприятельским лагерем, и отряд оказался… в опасном положении». Но было уже поздно. Развернулось, как писал Плутарх, «самое кровопролитное сражение за всю войну» (Plut. Crass. 11). В решающий момент масса отступавших в беспорядке всадников разделилась, отойдя на фланги, и перед воинами Канниция и Каста неожиданно появились ряды римской пехоты, с криком ринувшейся вперед, а с тыла также с громким криком уже приближались когорты Гая Помпония. Несмотря на стойкое сопротивление — из 12 300 погибших повстанцев только двое были ранены в спину — разгром был ужасным. Теперь Крассу было чем отчитаться перед сенатом: он сумел вернуть захваченные у римлян в прошлых битвах пять легионных орлов, двадцать шесть воинских значков более мелких подразделений и много других трофеев (Front. V. 34). А ведь если подсчитать число римских легионов, разгромленных воинами Спартака, это всего лишь около половины захваченных ими трофеев! О масштабах поражений, в которых они были утрачены, в глазах самих римлян, в сравнительном плане можно сделать вывод на основании письма, направленного Цицерону Сульпицием Гальбой после победы над Марком Антонием в 43 г. до н. э.: «…два орла и шестьдесят знамен были захвачены — все Антония! Это было выдающееся достижение» (Cic. Epist. 10. 30). Позднее император Август, узнав об уничтожении германцами трех легионов под командованием Квинтилия Вара и, соответственно, потере трех легионных орлов, на несколько месяцев перестал стричь волосы и бриться, а потом каждый год отмечал день поражения трауром и скорбью.