Джули Федор - Традиции чекистов от Ленина до Путина. Культ государственной безопасности

Вера Сквирская пишет: «Предполагается и ожидается, что в основе российской политики должна лежать Идея о России, о ее уникальной цивилизации… Российская государственность считается неполной и уязвимой без Идеи… Есть ощущение, что без Идеи государство и нация могут утратить свою онтологическую стабильность и легитимность» [662] Skvirskaya V. 'New Economic Forms and Social Imaginary in Post-Socialist Russia: The Case of Rural Periphery, Yamal Region, Siberia', unpublished PhD thesis, Cambridge, 2005. О русских мифических образах государства см. также: Caroline Humphrey, The Unmaking of Soviet Life: Everyday Economies after Socialism, Ithaca and London: Cornell University Press, 2002. P. 28-29. .

В конце 1980-х — начале 1990-х годов эту мысль ставили под сомнение многие известные российские экс-диссиденты и либералы. Они отмечали опасности этой идеи, связывая ее с трагедиями советской эпохи. Они намеревались перестроить отношение государства и общества, построить новое государство западного типа, ответственное перед своими гражданами, и убрать из этой сферы эмоциональную составляющую, императив беспрекословного преклонения перед государством. Сергей Ковалев, например, противопоставлял «цивилизованную» идею государства, которое «всего лишь механизм, призванный обеспечивать интересы общества», традиционной российской модели государства как «некой мистической сущности», которая «вне общества и над обществом» . Валерий Борщов писал о том же: государство следует рассматривать как механизм и только, его нельзя любить или не любить [664] Борщев В. Гражданский контроль над силовыми структурами и закрытыми учреждениями // Представление на всероссийском съезде в защиту прав человека. 2001. 20-21 января. . Распространенность такого мнения впоследствии существенно сузилась, а современная волна огосударствления в России, по сути, может рассматриваться как ответная реакция на попытки подорвать идею «мистической энергии» государства (это выражение заимствовано из статьи Александра Панарина, в которой автор оплакивает тот вред, который нанесли либералы традиционной мистической силе российского государства) [665] Панарин Л. С. Помимо левых и правых: новые горизонты российского центризма // Политический центризм в России. М., 1999. С. 31. .

Таким образом, речь Ельцина в декабре 1997 года ознаменовала собой существенный перелом, который намечался с середины того десятилетия, не только в отношении исторического сознания, заботу о котором теперь взяло на себя государство, но и в вопросе отношения к этому государству. Все больший пиетет перед органами госбезопасности отражал более широкую тенденцию — почитание сильной государственной власти в России [666] Русский историк культуры Андрей Зорин, например, написал в 2000 году, что многие экс-либералы начали превращаться в державников. Зорин такую тенденцию называет «эпидемической», поскольку она набирала оборот; Зорин Л. Скучная история. Паноптикон культурного общества // Неприкосновенный запас, 4, 2000. См. на сайте: http://magazines.russ.rU/nz/2000/4/reporter_9.html .

Начало этого парадигмального сдвига было с удовлетворением отмечено еще в 1995 году в «Белой книге российских спецслужб» (опубликована с одобрения старшего научного сотрудника Академии ФСБ) [667] Хлобустов О. М., Атака на госбезопасность // Независимое военное обозрение, 19 сентября 2003. . Авторы отмечают: если начало 1990-х характеризовалось попытками отступить от верховенства государственных интересов над интересами личности и общества, то уже сегодня, несмотря на мощное сопротивление, происходит процесс возвращения к традиционным приоритетам [668] Подберезкин Л. 77. Белая книга российских спецслужб. С. 7. Экс-чекист Николай Леонов написал об этом же в 2002 году, доказывая, что 1991-й пробил катастрофическую пробоину в традиционном российском понимании отношений государство-общество, когда «впервые в истории России государство освободило себя от любой ответственности за материальную и духовную жизнь народа». Было публично объявлено и постоянно поддерживалась мысль, что у человека приоритет над интересами общества и государства; Леонов 77. С. Крестный путь России 1991-2000. М.: Русский Дом, 2002. С. 522-523. . «Идея», о которой говорил Ельцин в своей речи, определялась им весьма туманно и осторожно («Во имя безопасности государства. Во имя мира и спокойствия наших граждан» [669] Радиосообщение. Борис Ельцин: «Никогда больше спецслужбы не будут "цепными псами"». ). Но если президент был не очень откровенен, чекисты с готовностью принялись формулировать эту идею и наполнять ее содержанием. После речи Ельцина чекисты стали публично говорить о том, как важен в их работе идеологический фундамент, хотя они часто использовали термин «духовность», поскольку слово «идеологический» все еще входило в разряд табу, особенно в контексте обсуждений органов госбезопасности [670] О крахе идеологии и патриотизма в связи с этим, применительно и к российским разведывательным службам, см.: Примаков Е. М. Предисловие // Е. М. Примаков. Очерки истории российской внешней разведки. С. 6-7. . С 1999 года этот вопрос стал делом государственной важности. В тот год Патрушев заявил, что «одни материальные стимулы никогда не смогут заменить духовную, смысловую компоненту в жизни российского офицера» российских органов госбезопасности [671] Патрушев Н. Во имя интересов личности, общества и государства. Заметьте, что такие настроения царили и среди националистов, как, например, у Проханова, который в 2001 году тоже убеждал новую элиту чекистов стойко держаться «религиозного, метафизического значения их миссии»; Проханов А. Россия — империя света // Завтра. 2001. 12 июня. № 24. С. 1. .

Ельцинская речь 1997 года ознаменовала собой начало периода, который мы можем назвать эпохой «высокого чекизма». Признаками этой эпохи стали неуклонно растущие масштабы празднования Дня чекиста и параллельное возвышение Владимира Путина. В 1998-м, в конце первого года службы на посту директора ФСБ, Путин в День чекиста выступил с телевизионным обращением. Он восхвалял ЧК, ни слова не упомянув о том, что эта организация была инструментом террора [672] Michael Waller, Yeltsin Keeps It All «in the Family» // Insight, 6 September 1999, переиздано в «Publications of the Center for Security Policy», № 00-F3, 5 January 2000. . В следующем году «престолонаследник» отметил День чекиста восстановлением сорванной в 1991 году памятной доски Андропову на здании ФСБ в Москве [673] Бюллетень Russia Reform Monitor, № 751,1 марта 2000. .

В 2000 году Путин стал первым российским президентом, посетившим чекистские торжества лично [674] Lunev S. Russia's Secret Police: Powerful Tool for Totalitarism // The Eurasian Politician, 3 February, 2001. . Мероприятия по случаю Дня чекиста в 2000 году были самыми масштабными со времен Андропова. Как и в советскую эпоху, состоялось вручение наград за работы, выставляющие службы безопасности в положительном свете [675] Коротченко Н. Службе внешней разведки России — 80 лет // Независимая газета. 2000. 20 декабря. . В последующие годы число этих наград все увеличивалось, а кульминацией такой тенденции стало восстановление в 2006 году традиции вручения премий ФСБ за лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов федеральной службы безопасности. Ко Дню чекиста в 2000 году был также приурочен выпуск диска с чекистскими песнями под названием «Наша служба и опасна, и трудна» [676] Могущественная тень КГБ // El Pais. 2002. 24 октября. См. на сайте: www.charter97.org/rus/news/2002/10/24/18 . В последующие годы дань чекистам отдавали в стихах. Примером может послужить стихотворение Александра Комбатова 2003 года, прославляющее чекистов («Особый народ <���…> и делами, и в помыслах чистый») и очень напоминающее аналогичные произведения советской эпохи [677] Стихи Комбатова, 18 декабря 2006. См. на сайте: www.chekist. ru/article/1429 .