Павел Милюков - История второй русской революции

С другой стороны, однако, «Викжель» предъявил ряд требований и большевикам. Так как большевики этих требований не удовлетворили, то «Викжель» заявил, что с этого момента железнодорожный союз активно выступает против большевиков и будет пропускать в Москву войска беспрепятственно. При этих условиях военно-революционный комитет решился пойти на перемирие. Оно было заключено на срок с 12 часов 29-го по 12 часов 30 октября на следующих условиях: 1) полное разоружение белой и красной гвардии; 2) возвращение всего разобранного оружия; 3) роспуск обоих комитетов — военно-революционного и общественной безопасности; 4) привлечение всех виновных к судебной ответственности; 5) установление нейтральной зоны; 6) перемирие на 24 часа для выработки технических условий сдачи оружия и развода по казармам военных частей; 7) весь гарнизон подчиняется командующему войсками Московского военного округа. При штабе восстанавливается военный совет; 8) организация общего демократического органа.

Комитет безопасности, идя на все уступки, какие требовались, руководствовался уже известным нам соображением, что он составляет только «политическое прикрытие военной борьбы». На уступках, притом немедленных, настаивали военные по стратегическим соображениям. Делегаты комитета являлись в Александровское училище, где и обсуждались эти вопросы, перед большой аудиторией военных. По указаниям военных защитников Москвы, было заключено и упомянутое перемирие [145].

В течение ночи с 29-го на 30 октября особая «согласительная комиссия» разрабатывала «военно-технические вопросы и устанавливала «нейтральную зону», на линии которой уполномоченные «Викжеля» должны были предупреждать столкновения. Кольцо большевистских войск проходило через Крымскую площадь, Остоженку, переулки, идущие от нее (до Еропкинского) к Поварской, продолжение Ржевского переулка к северу от Поварской, Скатертный, Медвежий, Мерзляковский, проезд ц. Вознесения между Б. и М. Никитской, Спиридоновка, Спиридоновский пер., Большая и Малая Бронная, Богословский пер., юго-западная часть градоначальства, выходы переулка на Большую Никитскую, юго-западная часть Большого театра.

Перемирие осталось на бумаге. Большевики его не соблюдали, а местами о нем даже и не знали. Заключая перемирие, военно-революционный комитет руководствовался лишь одной целью: выиграть время для подвоза подкреплений. Полученные в промежутке сведения о неудачах отряда Краснова укрепили большевиков в решимости продолжать борьбу. На категорический вопрос, хотят ли они идти на соглашение, большевики отвечали уклончиво. В конце концов они выдвинули требования, заведомо неприемлемые. Они отказались даже от создания «однородного» министерства и вернулись к своему чистому лозунгу «вся власть Советам». Далее они требовали своего большинства в совещательном органе, который должен был функционировать до Учредительного собрания, настаивали на том, чтобы офицеры и юнкера были разоружены, а большевикам было оставлено оружие.

Таким образом, выяснилось, что все до сих пор сделанные уступки были напрасны. Если хитрили военные, то хитрили и большевики, оттягивая время из «стратегических» соображений. Но выиграли от затяжки только последние.

После ухода большевистских парламентеров, предъявивших приведенные условия, в помещении думы состоялось последнее заседание комитета с участием представителей войсковых частей, президиума Совета солдатских депутатов, бежавшего из генерал-губернаторского дома, и на этот раз «также всех вольных и невольных обитателей здания» осажденной городской думы, включая к.-д. Юренева и думских служащих. Перед этим собранием городской голова Руднев констатировал «вероломство большевиков, использовавших перемирие для передвижения и подкрепления своих частей» и возложил «всю вину за неизбежное продолжение борьбы исключительно на большевиков». В тоне самооправдания велись и дальнейшие прения, пока потухшее электричество не напомнило присутствующим, кто действительные господа положения.

На другой день, 31 октября, появилось воззвание Комитета общественной безопасности «гражданам и товарищам», в котором констатировались пункты расхождения его с военно-революционным комитетом. Комитет безопасности считал «единственными условиями прекращения военных действий ликвидацию большевистского военно-революционного комитета, очищение отрядами военно-революционного комитета занятых ими пунктов и возвращения Москвы к нормальному порядку. «Победе насилия» комитет противопоставлял, «на основании соглашения с “Викжелем” «организацию временной власти на основах ответственности нового правительства перед органами революционной демократии и его социалистического состава ».

Так же, как и условия перемирия, эта формула была принята по соглашению с военными в Александровском училище, куда были вызваны представители Комитета безопасности, вынужденные согласиться на формулу социалистического министерства и взять за нее на себя ответственность (Руднев, Филатьев, Бурышкин, Студенецкий, представители почтово-телеграфного союза и земской управы). Но, как сказано, большевиков даже и эта уступка уже не удовлетворяла.

Большевики ответили комитету в 4 часа утра категорическим «требованием безусловной сдачи, с угрозой артиллерийского обстрела думы». Комитету оставалось возобновить борьбу при изменившихся к худшему условиях. Приглашая население к проявлению наибольшей самостоятельности для собственной защиты, комитет ободрял своих единомышленников известием, что «к Москве приближаются части, посланные фронтом для подавления мятежников тыла, и что “войска Керенского вступают в Петроград’. Комитет мог лишь повторить тут то, что получил сам. Иорданский и Моисеенко действительно слали в Москву сообщения, что с фронта командируются на помощь защитникам Москвы определенные части.

В этой связи следует упомянуть о предложении штабс-капитана Соколова, приехавшего в Москву от Каледина и доложившего на каком-то совещании общественных деятелей под председательством Н. Н. Щепкина о готовности донского атамана послать помощь Москве. Об этом предложении рассказал сам Соколов корреспонденту белградского «Нового времени» [146], прибавив, что «товарищи министров от этой помощи отказались». Но даже независимо от того, что предложение Соколова дальше совещания не пошло, оно не могло иметь никакого практического значения при быстром ходе событий. С. Н. Прокопович решительно отрицает свое участие в упомянутом заседании.

Ночь с 30-го на 31 октября была моментом перелома в настроении борющихся сторон. Измученная непрерывными усилиями, потерявшая надежду на успех первого быстрого удара и недостаточно снабженная для длительной борьбы кучка защитников Москвы и России, чем дальше, тем больше чувствовала себя изолированной и от остальной России, и от других общественных элементов. Слова «юнкер», «офицер», «студент» сделались бранными словами, и геройский порыв людей, носивших эти звания, бледнел перед пассивным отношением или даже явной враждебностью к ним населения, на защиту которого они выступили и жертвовали жизнью. Поведение командующего войсками чем дальше, тем больше вызывало все более сильные подозрения. Бесполезная уступка, сделанная идее «однородного» социалистического министерства, поставила перед многими из юнкеров и офицеров вопрос, за кого же, за какую политическую ориентацию они, собственно, борются и какая в сущности разница между «передачей всей власти» Советам и «ответственностью» исключительно социалистического партийного правительства перед «органами революционной демократии». В довершение всего надежда на подход войск к Москве, ради которого была куплена этой уступкой помощь «Викжеля», тоже оказалась призрачной. Никакие войска не подходили, а малочисленные отряды юнкеров терпели серьезные потери или, отрезанные, попадали в плен к большевикам.