Константин Писаренко - Тайны дворцовых переворотов

Понятно, как нервничал Бирон, отслеживая новости, связанные с творческой лихорадкой, охватившей кружок Волынского. Он ясно видел, к чему все клонится, – к тому, что Анна Иоанновна осуществлять намеченные мероприятия доверит автору проекта.

При этом внакладе останется не Остерман, курировавший внешнюю политику империи, которой реформаторский зуд не коснется, а нынешний глава правительства, то бишь сам Бирон. Ему просто придется уйти в тень, когда государыня выдаст прожектеру карт-бланш на реализацию им задуманного. Правда, в отношениях с фаворитом Артемий Петрович вел себя подчеркнуто корректно, почему шанс на компромисс (Волынский командует реформаторским блоком правительства, Бирон – правительством в целом) еще сохранялся при том, что ситуация уже балансировала на грани. Ведь до дня «X» оставалось совсем немного.

Между тем ни императрица, ни, в первую очередь, Волынский, урегулировать на ранней стадии назревавший конфликт не торопились, и, похоже, герцог тщетно надеялся на диалог со своим выдвиженцем. Гордый русский аристократ жертвовать личными амбициями во имя дела не умел. В итоге напряжение в Зимнем дворце, невзирая на предсвадебные хлопоты, потихоньку росло и в декабре 1739 года, и в январе 1740 года. В феврале медленное нагнетание политической атмосферы продолжилось бы, не выгони Волынский Тредиаковского из передней светлейшего герцога. Для Бирона учиненный в его палатах, на виду у всех мордобой послужил знаком безусловного нежелания кабинет-министра заключать с ним союз. Прозвучавшие вечером 5 февраля дежурные извинения ничего не значили, ибо вслед за ними Артемий Петрович не пригласил герцога к переговорам о наболевшем, и теперь курляндец должен был или смириться с поражением, или защищаться. Фаворит предпочел ретираде поединок и, если промешкал с контратакой, то с неделю, не больше – до окончания длившихся с 14 по 17 февраля празднеств в честь подписания в Белграде русско-турецкого трактата, положившего конец четырехлетней войне России с Османской империей.

Мы не знаем, когда именно Анне Иоанновне довелось прочитать жалобу Бирона. Ориентировочно на исходе февраля или в первых числах марта 1740 года. Зато можно с уверенностью говорить о том, что первый выстрел светлейшего герцога обернулся промахом. Достучаться до августейшего сердца ему не удалось. Императрица не сочла убедительными аргументы фаворита, считавшего, будто Волынский тщится низвергнуть возлюбленного государыни, что в «петергофском письме» речь идет о нем, Бироне, а не об Остермане, и что случай с Тредиаковским – «первейший пример» враждебности кабинет-министра к обер-камергеру. Ее Величество списала придирчивость его светлости на утомленность от праздничных забав да на разыгравшееся сверх меры воображение, и, разумеется, поспешила успокоить милого друга, призвав на помощь вице-канцлера.

Царица попросила Андрея Ивановича изложить на бумаге собственное мнение о событиях в Петергофе в июле 1739 года. Остерман пожелание исполнил, начертав: «Без сумнения, он, [Волынский], чрез то писмо болше меня повредить и дела мои помрачить искал…» Со столь категоричным утверждением самого хитрого и умного царедворца империи спорить не имело смысла, и Бирон неохотно смирился с крахом первой атаки на соперника. А самодержица между тем 6 марта 1740 года поторопила Штатс-контору с выдачей Артемию Петровичу ранее пожалованных 20 тысяч рублей, дабы тот, в свою очередь, не разволновался, прослышав о нервном срыве герцога Курляндского. Конфликтная ситуация благополучно разрешилась, и жизнь при русском Дворе вошла в обычную колею. До конца марта. Пока разочарованный Бирон не обнаружил новый повод для нападения на кабинет-министра {80} .

13 февраля 1740 года торжества мира с Турцией освободили из-под караула секретаря Военной коллегии Андрея Яковлева. Впрочем, секретарем Военной коллегии Яковлев служил менее пяти месяцев, с 21 сентября 1739 года, а до того около четырех лет трудился в том же звании в императорском Кабинете. Однако с приходом в высший орган А. П. Волынского фортуна отвернулась от чиновника. Преемник Ягужинского сразу же невзлюбил его и спустя год добился перевода на менее престижное место. Опала этим не завершилась. 11 октября 1739 года за нерадение и прогулы Яковлева взяли под «рабочий» арест, то есть обязали сидеть с утра до ночи в коллегии, корпеть над документами и общаться с посетителями под надзором солдат.

Понятно, какие чувства питал к гонителю господин секретарь, и в какое грозное оружие униженный и оскорбленный, ведавший многое о кабинетной деятельности Волынского, мог превратиться, заинтересуйся им курляндский герцог. К несчастью для русского боярина, Иоганн-Эрнст Бирон Яковлевым заинтересовался и, похоже, не преминул встретиться с ним. Контакт вельможи с простым смертным дал нужный эффект. Исповедь клерка о порядках внутри Кабинета в пересказе фаворита произвела впечатление на Анну Иоанновну. Императрица согласилась ознакомиться с письменным заявлением секретаря, которого Бирон сразу же отправил сочинять челобитную.

Государыня же в первый момент растерялась. Как ей отреагировать на обвинения герцога? Вдруг они вымышленные?! А если правдивы… 1 или 2 апреля царица позвала к себе главу Тайной канцелярии А. И. Ушакова, чтобы при посредничестве генерала запретить Волынскому приезжать в Зимний дворец. Не успел Андрей Иванович покинуть царские апартаменты, как хозяйка резиденции опять затребовала посыльного во внутренние покои, и там произнесла иной вердикт: с визитом к Артемию Петровичу повременить. Сутки или двое Анна Иоанновна колебалась между действием и ожиданием. Наконец в пятницу 4 апреля под давлением Бирона, демонстративно уклонившегося от свидания с конкурентом, императрица санкционировала опалу кабинет-министра. Ушаков съездил к сановнику и сообщил о высочайшей немилости.

Новость сия потрясла всех. Большинство, не исключая и героя дня, безуспешно пыталось разгадать причину августейшего гнева. Естественно, сперва поминали петергофское письмо и битье Тредиаковского. Волынский же больше подозревал собственную принципиальность в горном деле Шемберга и хорошие отношения с принцессой Анной Леопольдовной. Друзья, не видя серьезных оснований к опале, надеялись на краткосрочность охлаждения государыни, хотя одними надеждами не жили и пробовали как-то приободрить, помочь приятелю. В целом же в столице мало кто считал положение влиятельной персоны смертельно опасным. Ведь даже фельдмаршал Миних брался ходатайствовать за изгоя… {81}

В воскресенье 6 апреля 1740 года Двор по обыкновению отметил Пасху, после чего потянулись томительные дни Святой недели. Томительные потому, что Зимний дворец хранил странное молчание. Царица не обнародовала мотивов отлучения Волынского от Двора, не налагала новых кар, но и не прощала второго любимца. Публика тщетно старалась проникнуть в тайну чрезмерной паузы, которая была на удивление прозаична: Бирон приготовил к поднесению на высочайшее имя челобитную А. Яковлева только 11 апреля. 12 числа императрица прочитала ее, и туман неизвестности быстро стал рассеиваться.