Константин Писаренко - Тайны дворцовых переворотов

Кропотливая и упорная работа в данном направлении велась на протяжении всего царствования императрицы Анны, и в итоге презренная грешница, некогда осужденная и опозоренная народной молвой, превратилась в национального кумира, в котором видели достойного преемника нынешней государыни. Проблема заключалась в одном – царица передавать трон двоюродной сестре категорически не желала и готовилась завещать престол двадцатилетней племяннице – Анне Леопольдовне – или ее сыну, в случае рождения малыша от брака принцессы с герцогом Брауншвейгским Антоном-Ульрихом.

Впрочем, дочь Петра Великого планы Анны Иоанновны не очень расстраивали. Она уже давно нашла выход из образовавшейся коллизии. Нет, ночной захват Зимнего дворца отрядом гвардейцев ею тогда не замышлялся, ибо то – акт слишком примитивный, а главное, крайне опасный для будущего того, кто метит в монархи. Ведь дурной пример бывает весьма заразителен… Елизавета помнила об этом. Оттого и ставку сделала не на заговор группы мятежников, а на мирную народную революцию под патриотическими лозунгами. Следуя по стопам Вильгельма Оранского, претендентка не сомневалась, что россияне по призыву своей любимицы откажутся подчиняться Анне Леопольдовне и, как англичане в 1688 году, массовыми акциями гражданского неповиновения вынудят девушку, в принципе равнодушную к политике, отречься в пользу тетки.

Такова была основная идея. Имелась и запасная. Произведи на свет чета Брауншвейгских ребенка мужского пола, дщерь Петрова поступила бы по-иному, выпустив на сцену Иоганна-Эрнста Бирона. Поразительно, но между фаворитом Анны и главной соперницей царицы еще в Москве в 1730 или 1731 году возникла едва ли не дружба, завязавшаяся, конечно, благодаря взаимной политической заинтересованности обоих друг в друге. Елизавета Петровна обрела в лице курляндца надежного защитника, смягчавшего августейший гнев, изливавшийся на первую красавицу России. Бирон же стремился заслужить доверие перспективной молодой особы, чья популярность в обществе росла день ото дня. И, похоже, Анна Иоанновна даже не подозревала о существовании у нее под носом тайного политического союза, который, к сожалению или к счастью, так и не стал явным.

12 августа 1740 года Анна Леопольдовна родила мальчика, и второй вариант овладения властью мгновенно оттеснил на задворки первый. Пока императрица со свитой чествовала новорожденного, врач Елизаветы И. Лесток от имени госпожи на секретных свиданиях с герцогом Курляндским обсудил программу действий дуэта в час «X». В конце концов сошлись на следующем: Бирон всеми правдами и неправдами добивается для себя назначения регентом при малолетнем царе в обход матери. Причем в текст «определения» о регентстве надо в завуалированной форме внести положение о праве опекуна в любой момент «избрать и утвердить» вместо младенца-государя кого-либо другого. Опираясь на сей пункт, герцог обязан в условленный день низложить малютку и возвести на освободившийся трон дочь Петра Великого. Та тотчас объявляет верного сподвижника первым министром и выражает намерение способствовать бракосочетанию дочери Бирона с герцогом Голштинским Карлом-Петером-Ульрихом – законным преемником новой императрицы.

Временщик хорошо понимал, за какое опасное предприятие берется, и в редкие минуты неуверенности признавался близким, что «ежели оное регентство… примет, то здесь в ненависти будет». Однако поддержка и убежденность в успехе цесаревны одолели естественный страх. Бирон согласился рискнуть головой ради воцарения Елизаветы, обещавшей ему сохранение его главенствующей роли в правительстве.

Итак, днем 5 октября 1740 года с Анной Иоанновной случился болезненный припадок, уложивший ее в постель. Состояние императрицы было настолько тяжелым, что герцог вскоре осознал: матушка-государыня при смерти; пора начинать спланированную совместно с принцессой комбинацию. Истекал второй час пополудни, когда Бирон вызвал в предопочивальню Летнего дворца фельдмаршала Миниха, обер-гофмаршала Левенвольде, кабинет-министров Черкасского и Бестужева, которым указал «на крайне опасные симптомы, сопровождавшие болезнь Ея Величества, а также на то, что она до сих пор не изволила еще сделать никакого распоряжения о престолонаследии». Тут кто-то из сановников заикнулся о правах Анны Леопольдовны. Курляндец сразу же прервал адвоката брауншвейгской пары, сославшись на нежелание высочайшей особы вручать корону племяннице, ибо венец уже предназначен маленькому Иоанну Антоновичу. Далее фаворит предложил соратникам поразмышлять о структуре регентства и непременно выяснить мнение графа А. И. Остермана на сей счет.

На Береговую набережную к третьему члену кабинета отправились Миних, Черкасский и Бестужев. Андрей Иванович Остерман, как обычно, уклонился от прямого ответа и посоветовал не торопиться, а хорошенько все обдумать. Коллеги вняли разумным рекомендациям. Пока две придворные кареты медленно тащились по Адмиралтейской и Немецкой улицам к Летнему саду, кабинет-министры, сидя во втором экипаже, взвесили положительные и отрицательные стороны герцогини и герцога Брауншвейгских, герцога Курляндского и постановили выдвинуть на высокую должность самого старшего из претендентов. По возвращении во Второй Летний дворец Алексей Михайлович Черкасский подошел к обер-гофмаршалу, ожидавшему герцога Эрнста-Иоганна в предопочивальне, и принялся о чем-то шептаться с ним. Алексей Петрович Бестужев, по-видимому, взял на себя более трудную задачу – уломать тщеславного и импульсивного фельдмаршала Миниха. Агитаторы уговорили и того и другого. Стоило Бирону покинуть царские апартаменты, Рейнгольд-Густав Левенвольде тут же попросил собеседника произнести вслух то, о чем он шептал ему на ухо. Тогда Алексей Черкасский, а за ним и прочие стали убеждать Бирона в том, что, кроме него, почетное звание регента Российской империи присваивать некому.

Бирон, соблюдая приличия, не спешил поддаться общему порыву. Однако аргументы прозвучали серьезные, и герцог все-таки «капитулировал». А то ведь в Россию мог приехать отец Анны Леопольдовны, известный скандалист и деспот, который от имени дочери замучил бы русский народ. Что касается недалекого Антона Брауншвейгского, то принц целиком зависел от «диспозиции венского двора» – обстоятельство, также вредное для интересов государства. Услышав одобрение первых лиц империи, Бирон приступил к расширению числа заговорщиков, пригласив в седьмом часу вечера во дворец Андрея Ивановича Ушакова, Никиту Юрьевича Трубецкого и Александра Борисовича Куракина. С помощью упомянутых выше доводов их тоже переманили на сторону царского фаворита. За ними аналогичным способом ряды курляндской партии пополнили Николай Федорович Головин, Карл фон Бреверн, Михаил Гаврилович Головкин и еще несколько вельмож.