Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

В пять часов я поднялся на третий этаж. В приемной Президента уже были Хасбулатов, Силаев и Бурбулис. Последнего я практически не знал. Мне было известно, что он из Свердловска и является особо доверенным лицом у Ельцина. Видел его на съездах народных депутатов, сессиях Верховного Совета страны. Здесь же я впервые непосредственно столкнулся с этим человеком, который, на мой взгляд, сыграл одну из роковых ролей в жизни нашей страны. Не буду останавливаться на его «многогранной» деятельности в те и последующие годы. Придет время, и найдется дотошный историк, который даст его исчерпывающий портрет. Ведь не обошла же память людская Распутина и других подобных личностей. Ну а пока передо мной стоял, вернее вертелся, человек с бегающими глазами. Зачем он был в тот момент в приемной, мне не известно, но на встречу в расширенном составе его не пригласили.

Кабинет Президента и одновременно Генерального секретаря ЦК КПСС летом претерпел изменения. Вместо классической обстановки служебных кабинетов того времени появилась новая стильная мебель. На стене четко выделялся герб СССР, в углу, за письменным столом, — флаг страны. За отдельным столиком, который больше годился для чаепития, расположились с одной стороны — Ельцин, Хасбулатов, Силаев, с другой — Горбачев и я. Лукьянов не присутствовал в связи со срочными делами, не помню уж какими.

Горбачев проинформировал вновь пришедших, что они с Борисом Николаевичем рассматривали вопросы целостности страны, реформирования Центра, опасности для России действий автономных республик (пример союзных был ведь налицо!), участия союзных республик в работе центрального Правительства, а также экономические вопросы РСФСР. Такой перечень вопросов я записал по привычке в свой блокнот. Может быть, обсуждались ими и другие вопросы, но о них не говорилось на «пленарном» заседании.

Прежде чем остановиться на существе обсуждавшихся проблем, хотелось бы охарактеризовать атмосферу человеческих взаимоотношений собравшихся. Это были не единомышленники в решении государственных задач, а люди, несовместимые в своих взглядах и устремлениях. Что касается Ельцина, то тон его разговора был высокомерным, как у победителя с побежденными. Жесты, мимика, поведение руководителя России не вызывали сомнения, что эта встреча используется не для поиска общего языка во взаимоотношениях основной республики и центральной власти, а имеет целью лишь продиктовать ей свои условия. Хасбулатов занимал более нейтральную позицию, по-видимому, понимая, как ученый-экономист, абсурдность требований своего лидера. Силаев же с подобострастием ловил взгляд своего нового шефа и полностью соглашался со всем, что тот говорил.

Начали с системы и величины федерального и республиканского налогообложения. По принятому союзным парламентом закону, максимальная величина налога составляла 45 процентов от прибыли. Из них 23 процента оставались в распоряжении республики, а 22 поступали в федеральный бюджет. Соответственно были расписаны объекты федерального и республиканского финансирования. Сейчас же было предложено 35 процентов налогов оставлять республике и только 10 — Союзу.

Кстати, в дальнейшем российское руководство пошло еще дальше и стало настаивать на так называемой одноканальной системе, согласно которой все налоги собираются в республике, а Центру отдается только малая часть для финансирования общесоюзных нужд. Что же это за нужды, никто вразумительно сказать не мог. Забегая вперед, скажу, что прошло немного времени, и автономные республики России взяли на вооружение этот разрушительный для любой федерации принцип. И с какой яростью это стало тогда отвергаться Ельциным и его командой! Но в тот момент, в конце 90-го года, преследовалась одна цель — разрушить СССР, а что потом будет с Российской Федерацией, мало кого из них беспокоило.

Мои доводы, что при существующей структуре распределения властных полномочий Союза и республик эти соотношения нереальны и, более того, вызовут хаос в управлении государством, были проигнорированы.

Дальше пошло еще «интереснее». Были выдвинуты требования, чтобы доходы от внешнеэкономической деятельности целиком оставались в республике, что в распоряжение России следует передать 50 тонн золота, предоставить ей право выдавать лицензии на экспорт сырья, материалов и другой продукции и т. д. На вопросы, будут ли централизованно закупаться для всех союзных республик продукты питания, зерно, некоторое сырье, особенно для легкой промышленности, кто будет погашать наступающие по срокам платежи внешней задолженности, вразумительного ответа не было. Предложение о том, чтобы эти проблемы рассматривались при подписании нового союзного договора с перераспределением функций между Центром и республиками, осталось без внимания. Не та цель преследовалась сейчас: им надо было экономически взорвать Союз, вызвать еще большее недовольство народа центральной властью и на этой волне укрепить свои политические позиции.

На мое предложение прекратить начавшуюся войну банков, разрушение единой финансовой системы страны ответы были на уровне лозунгов: Россия-де объявила о своем суверенитете и верховенстве республиканских законов, и все их требования вписываются в новую ее роль.

Обсудили еще несколько второстепенных вопросов. По главным же, определявшим жизнь страны в 91-м году, так и остались разногласия. Конфронтация, и в первую очередь России с центральной властью, приобретала все большую остроту. Страна катастрофически быстро становилась аморфной и неустойчивой.

В заключение, как обычно делают в подобных ситуациях, создали комиссию двух Совминов — СССР и РСФСР. Во главе ее были первые заместители председателей — Л.А. Воронин и Ю.В. Скоков. Последний затем занял пост Секретаря Совета Безопасности при Президенте. Им поручили рассмотреть вопросы разделения собственности, организации налоговой и банковской систем, внешнеэкономической деятельности.

Это была моя последняя встреча в узком кругу с Ельциным, Хасбулатовым и моим бывшим заместителем Силаевым. Жизнь, последующие события разбросали ее участников не только в разные — в противоположные стороны.

А рассказываю обо всем этом так подробно потому, что именно тогда я окончательно убедился, что к власти прорывается сила, которая не остановится ни перед чем, вплоть до разрушения государства, ради удовлетворения своих личных политических амбиций.

После этой встречи я сказал Горбачеву:

— Помяните мои слова. Сейчас вас заставят убрать Правительство. Это лишь первая жертва среди многих. Потом придет черед Верховного Совета СССР, а потом — и ваш. Подумайте о судьбе страны, пока еще есть какое-то время…