Николай Рыжков - Премьер. Проект 2017 – миф или реальность?

А забастовка из Кузбасса перекинулась в Донбасс, в Караганду, в Печорский угольный бассейн. Забастовала практически вся отрасль, и десять дней и ночей шахтерские беды будоражили страну. Их серьезность я понимал, но как главе Правительства мне была отнюдь не безразлична и другая сторона дела, а именно то, что 180 тысяч человек только в Кузбассе сознательно не работают. Забегая вперед, скажу, что забастовки 89-го принесли стране 800 миллионов рублей убытка. Но ведь эта цифра выведена лишь по угольной промышленности, а сколько продукции недодали производства, не получившие угля? Специалисты полагали, что истинные потери можно определить, умножив эту цифру на четыре.

К забастовщикам на переговоры — а везде были образованы забастовочные комитеты — немедленно выехали мои заместители, в каждый регион. В самый горячий момент вновь назначенный министр угольной промышленности Щадов безвылазно сидел в Кузбассе и Донбассе, вел бесконечные дебаты с горняками, московским начальством и настырными до одури журналистами. К слову, он «прославился» на всю страну тем, что прямо в эфире сгоряча послал… куда-то далеко кемеровского телерепортера. Хамство, конечно, кто спорит, но по-человечески понимаю Щадова, ибо сам каждый день был близок к подобному «движению души».

Дело в том, что я — впервые, пожалуй, в истории наших ЧП — никуда из Москвы не уехал. Просто не потребовалось. Совет Министров превратился в некий столичный филиал межрегионального забастовочного комитета: такого официально не возникло, может быть, потому, что он стихийно существовал в Москве. Впрочем, склонен сам себе возразить.

Все-таки в Совмине был антизабастовочный штаб, ибо каждый день я встречался с представителями различных шахтерских движений, каждый день спорил с ними до хрипоты. Они, предусмотрительные, все наши совместные решения фиксировали, непременно требовали моей визы на протоколе, все наши беседы на диктофоны писали, потом приезжали к себе домой, собирали митинги на площадях и крутили запись через репродукторы: мол, не зря съездили. Я иногда думаю, пустили бы эти шахтерские летучие отряды в нынешние коридоры власти Президента или Председателя Правительства? Уверен, что постояли бы горняки с плакатами у охранных постов да с тем и уехали бы восвояси.

У меня хранятся до сих пор фотографии из газет и журналов той поры, где на площадях рабочих поселков и городов лежат и сидят сотни шахтеров, а на переднем плане аршинными буквами: «Ждем ответа, т. Рыжков!» Представители шахтерских регионов чередой проходили через мой кабинет, коридоры Кремля, и приемная Предсовмина превратилась в шахтерскую «нарядную». Все, как я только что сказал, требовали от меня подписи с гарантиями. Иногда, даже поздней ночью, я соединялся по телефону с Горбачевым и говорил по тому или иному вопросу, который выходил за пределы компетенции Правительства и должен был решаться в Верховном Совете СССР. Он неизменно отвечал: «Действуй, как ты считаешь нужным. Я со всем согласен». Он всегда хотел оставаться в стороне. Кстати, и шахтеры не очень-то требовали его подписи.

Забастовку шахтеров не замедлила использовать в своих политических целях зарождающаяся оппозиция, прежде всего в среде народных депутатов. На одной из встреч с шахтерами они выдвинули требование показать по телевидению фильм, где главным действующим лицом и выразителем их интересов был народный депутат СССР С. Станкевич.

Наверное, еще многие помнят этого быстро появившегося на политической сцене человека. Был он потом и первым заместителем Г. Попова в Москве и всенародно обещал ее благоустроить до неузнаваемости, был он и в числе главных советников Президента по каким-то вопросам. А тогда он, до черного блеска смазав угольной пылью физиономию, появился на экране, возмущался всеми бедами горняков и говорил как бы от их имени. Сейчас его не видно: может быть, и по-серьезному ушел работать в шахту?

Меня часто удивляло, как могли, да и сейчас еще грешат этим, смелые, сильные и гордые парни-шахтеры поддаться на такую дешевку? Ведь случай со Станкевичем не единственный — были у них и Бурбулис, и прочие радетели шахтерские. И «ходоков» специальным поездом привозили в Первопрестольную для защиты Президента России от непокорных народных депутатов. Да, сложны психология человека и особенности поведения массы людей…

Кстати, в 91-м журналисты и думать забыли про шахтеров. Журналисты событием живут, а событие, по их теории, должно быть коротким, иначе интерес читателей и зрителей не удержишь. Но я-то сегодня тоже читатель и зритель. Мне очень интересно знать, как там дела сейчас у шахтеров? Что-то замолкли журналисты о выполнении ими же нареченного «пресловутым» постановления нашего Правительства № 608, которым предусматривалось комплексное решение всех основных вопросов жизни и работы шахтеров. Сейчас же я вижу по телевидению, как они бастуют, проводят голодовки под землей, требуя хотя бы выдачи заработанных ими уже несколько месяцев назад денег. И мечутся по шахтерским краям высокопоставленные правительственные чиновники, гася то один пожар, то другой. И это не случайность. По всему видно, что угольная промышленность страны стала для них обузой.

Недавно был я в Донбассе, в независимой державе. Встречался с некоторыми руководителями шахт, которые в том, 89-м, году приезжали в Москву со своими шахтерами. Увидев, что там делается, естественно, задавал вопросы: «Во имя чего вы это делали? Что вы получили? Неужели вы этого добивались?» Ответ: «Ошиблись, обманули нас краснобаи — и московские, и местные!»

Все это не является очередным отступлением от темы. Наоборот — это, может быть, несколько затянувшееся, но все же вступление в нее, в проблему оздоровления экономики. И именно обостряющееся экономическое положение в стране заставило нас сделать вопрос о реформе в экономике главным на открывавшемся 12 декабря 1989 года Втором внеочередном съезде народных депутатов.

В тот год они в действительности представляли своих избирателей, иными словами — народ. Это потом многие из них оторвались от него, отгородились телеэкраном, с которого непрестанно клялись в верности избирателям. Но «потом» еще и не маячило, и следовало сказать депутатам, что страна входит в серьезнейший кризис, предложить им ряд мер по оздоровлению экономики. И тут мы встретились с новыми трудностями, теперь уже на уровне депутатского корпуса.

Дело в том, что полгода его деятельности выявили и обострили в нем различные течения и группы, порой — непримиримые. Они во многом отражали в себе те противоречия, которые существовали в стране в целом.

Мы хотели честно и прямо сказать депутатам, что у порога нашего дома стоит беда, что справимся мы с ней, лишь сплотившись, как всегда было в подобных случаях. Мы верили, что ожидание ее и противостояние ей вновь сплотит спорящих и враждующих. Как в Чернобыле. Как в Армении.