Сат-Ок - Земля соленых скал

- Так что же ты будешь делать?

- Что-нибудь сделаю.

- Что?

Вап-нап-ао достал трубку, набил ее светлым табаком, закурил. Его лицо оживилось.

- Они все еще слишком сильны, чтобы пытаться одолеть их силой. Но, когда они достаточно ослабеют, их можно будет взять даже голыми руками. Я еду к начальнику за подкреплением. Если достану человек тридцать, то через месяц открою динамитом каньон и заберу все племя без единого выстрела. Они еще и благодарить меня будут, что спас их от голодной смерти.

- А они не убегут?

- Кто? И куда? Горы содрогаются от лавин. Через засыпанный каньон никто не пройдет. Я оставил там четырех человек. Сами воины, может быть, и сумели бы вырваться из долины, но ведь они не оставят семей.

- Да, - медленно повторил Купец. - Семей они не оставят.

Вап-нап-ао что-то злобно буркнул на своем языке.

Его люди уже поели и начали устраиваться на отдых. Но он еще продолжал сидеть за столом. Его глаза остро блестели из-за клубов голубого дыма его трубки.

Купец тоже закурил трубку и спустя некоторое время промолвил:

- Неприятно умирать с голоду.

Вап-нап-ао сначала дернулся, будто хотел его ударить, но овладел собой и вновь откинулся спиной к стене, как очень утомленный человек.

Его голос звучал теперь очень устало.

- Слушай, Франсуа, - сказал он. - Слушай ты, глупый Толстый Купец. Я совсем не хочу, чтобы они сдохли с голоду. Я молю бога, чтобы они добровольно вышли из проклятой долины, чтобы бросили свою проклятую свободу и чтобы пошли наконец в свою проклятую резервацию. Я не хочу их смерти. Я даже не хочу, чтобы они шли в неволю. Я только должен выполнить приказ.

- Зачем?

- Ты не знаешь зачем?

- Нет.

Вап-нап-ао поднес ко рту кружку, хотя там уже ничего не было.

- Я думал, что вся чаща об этом знает.

Купец скривился:

- Чаща, может быть, и знает. Я не знаю.

Рука Танто сжимала мое плечо.

Каждое их слово попадало в нас, как стрелы в раненого лося.

Вап-нап-ао пожал плечами:

- Мне обещали, если я приведу шеванезов в резервацию, освобождение от службы, награду и полную выслугу лет. Ты понимаешь? Выслугу лет не как сержанту, а как лейтенанту. А я уже двадцать лет сержант - с тех пор, как краснокожие впервые вспороли мне копьем спину. Понимаешь?

- Нет.

- Купец, - голос Вап-нап-ао был сердитым, - перестань меня дразнить! У меня четверо детей. Их мать не чистокровная белая. И мои дети тоже не чистокровные. Если я не оставлю им достаточно денег, они будут голодать, как...

- Как те, в Долине Соленых Скал?

Вап-нап-ао ударил кулаком по столу:

- Почему краснокожие не слушаются закона?

- Это не их закон.

- Но мой и твой.

Купец замолчал. Вап-нап-ао шумно дышал, как после долгого бега. Был ли это гнев? И только ли гнев?

Он медленно встал и, наклонившись к Купцу, сказал:

- Если мы не послушаемся этого закона, он сломит меня и тебя. Понимаешь?

Купец с неожиданной покорностью кивнул головой:

- Понимаю.

С минуту они мерили друг друга взглядом. Вап-нап-ао наконец лениво зевнул:

- Разбуди нас в полдень.

- Вы не переночуете?

- Нет.

Купец покачал головой, будто равнодушно чему-то удивляясь. Вап-нап-ао лег на его шкуры и сразу заснул. Купец вышел.

Мы уже знали: не предаст. Мы знали и многое другое. Ладонь Танто ослабела на моем плече, ослабели мои пальцы на рукоятке ножа. Закрыв глаза, я видел перед собой то лицо Купца, то Овасеса. Было слышно шумное дыхание спящих, с улицы ежеминутно доносился лай и рычание собак. Наверное, Купец кормил своих. Да, это он кормил своих собак перед дорогой в Долину Соленых Скал. Потому что, если белые поедут в полдень, мы с Купцом вскоре после них сможем двинуться туда.

Солнце медленно двигалось. Солнечное пятно все больше приближалось к окну. Наконец в дверях появился Купец и закричал что-то на языке белых. По его тени на пороге было видно, что уже полдень.

Люди Вап-нап-ао поднимались медленно и неохотно. Как же неповоротливо они собирались в дорогу! Только сердитый окрик Вап-нап-ао заставил их поспешить.

Купец прощался с ними, стоя в открытых дверях.

Мы слышали всё: лай собак, хруст саней по снегу, щелканье бичей. Потом все начало удаляться, затихать. К нам возвращалась тишина. Она окружила нас, как ласковое дыхание весеннего ветра. На пороге виднелась неподвижная фигура Купца.

Наконец мы услышали его голос:

- Вап-нап-ао уехал. Мои братья могут выйти.

- Пусть Толстый Купец простит сына Высокого Орла за то, что он обидел его в своих мыслях. Я думал, что мой белый брат - друг Вап-нап-ао и что он ставит его закон выше жизни и свободы племени шеванезов. Теперь я знаю, что мой белый брат - великий воин и храбрый человек и мысли его ясны и чисты, как вода на солнце. Шеванезы никогда не забудут дружбы Толстого Купца и всегда будут его друзьями, а сын Великого Орла всегда будет его братом.

Так сказал Танто, когда мы вылезли из тайника. Толстый Купец слушал его с неподвижным лицом. Когда Танто закончил, я поднял вверх руку и сказал:

- Сат-Ок, младший сын Высокого Орла, вождя шеванезов, тоже навсегда останется братом Толстого Купца.

Купец положил мне руку на плечо и сказал просто:

- Моя мать была из племени кри.

Потом он сел к столу и начал набивать трубку.

Мы с братом тревожно переглянулись. Что бы это могло значить?

Танто подошел к Купцу:

- Мой брат забыл, что нам нужно выступить в Долину Соленых Скал?

Купец отрицательно покачал головой, указал нам место около себя и долго в молчании разжигал трубку. Мы нерешительно сели.

- Мой брат отказывается? - задал новый вопрос Танто.

- Нет.

- Так почему же мы не готовимся в дорогу?

- Потому что я хочу посоветоваться с моими молодыми братьями, - объяснил Купец.

Я с облегчением вздохнул. Значит, он не нарушает нашего уговора. Танто тоже успокоился, вытащил браслеты Тинглит и положил их перед Купцом.

Старик взял их в руки, снова рассматривал, взвешивал и наконец спросил:

- Много ли у шеванезов таких браслетов?

- Достаточно, - ответил Танто.

Купец еще с минуту играл браслетами, а потом положил их на стол между собой и нами.

- Брат мой считает, что этого мало? - снова спросил Танто.

- Нет.

- Может быть, он хочет больше?

Купец не ответил. Тогда по знаку Танто я вынул из-за пазухи браслеты, которые дала брату мать, браслеты жены вождя, самые большие и самые красивые во всем племени, с красноватым отблеском, с вырезанными на них изображениями птиц и зверей.

Купец тихо свистнул. Он взял браслеты осторожно, будто боялся, что они рассыплются в его руках, осмотрел их тщательно, потом положил передо мной, хотя я и не протягивал руки за ними. Он все еще молчал и над чем-то раздумывал, а мы ждали его слов. Наконец он отложил трубку и поднял голову: