Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

В основу праздника Покрова легло так называемое «Влахернское чудо» — легендарное событие в Константинополе, не имеющее точной датировки, но по косвенным признакам обыкновенно относимое ко времени правления императора Льва VI Мудрого (886—912). Предание гласит, что столице империи тогда угрожала опасность со стороны некоего вражеского войска, осадившего город. В один из дней осады (1 октября) по Константинополю разнеслась весть о чудесном видении, ниспосланном почитаемому горожанами юродивому Андрею, славянину по рождению, и его ученику Епифанию. Находясь во Влахернском храме [375] Влахерны — местность в западной части Константинополя, которая славилась по всему Востоку своими святынями, в том числе Успенской Богородичной церковью, построенной императором Львом I Великим (457—474), где в златокованом ковчеге хранились ризы Пресвятой Богородицы, Ее омофор (греч. «мафорий» — головной покров, большое покрывало) и часть пояса. во время всенощного бдения, они увидели Божью Матерь, стоявшую на «воздухе» (облаке) в окружении сонма святых и распростершую свой омофор над христианами. Ободренные этим знамением греки отогнали врагов от города.

Византийская церковь, не любившая канонизировать мирян, тем более если те не являлись греками, отнеслась к этой истории прохладно. Хотя Андрей Юродивый и удостоился прославления в качестве святого, имя его не было внесено в греческие мартирологи и календари, а «Влахернское чудо» не получило в Византии статуса официального праздника. В глазах Боголюбского — ревностного почитателя Богородичного культа — это выглядело непростительным упущением. В «Словах на Покров» от лица князя повествуется, как, перечитывая «Житие Андрея Юродивого», он встретил рассказ об этом чудесном видении подвижника и был поражен тем, что оно не вспоминается церковью как особый праздничный день: «Се убо егда слышах, помышлях: како страшное и милосердное видение бысть без празднества. Восхотех, да не без праздника останется святой Покров Твой, Преблагая». Омофор Богородицы в русском празднике Покрова стал знаменовать благодать Божию, распростертую над всеми христианами, что нашло отражение в молитвенном песнопении на Покровском богослужении: «Покрый ны, Госпоже, омофором милости твоея, Иисуса человеколюбца непрестанно молящи». Таким образом, идейное содержание праздника Покрова развивало мотив небесной защиты христианского воинства, заложенный в праздновании 1 августа.

Новым праздникам Андрей посвятил два великолепных белокаменных храма: один — Спасский, возведенный на княжьем дворе Андрея во Владимире и ставший культовым центром иконы «победного Спаса», другой — Покровский, построенный у излучины Нерли, примерно в километре от Боголюбова, — возможно, на том месте, где князь высадился на берег после возвращения из похода на булгар. В своем нынешнем виде церковь Покрова воспринимается как рукотворная часть сельского пейзажа, — скромная, но необыкновенно изящная. Однако при жизни Андрея она производила совершенно иное впечатление. Ее строительство было масштабным для своего времени архитектурным проектом, заметно изменившим природный ландшафт. Археологические исследования последних лет показали, что церковь стоит на искусственной насыпи, некогда облицованной известняком для того, чтобы она могла противостоять натиску половодья; кроме того, выяснилось, что изначально строение занимало гораздо большую площадь, чем теперь, благодаря галерее, охватывавшей здание церкви с трех сторон. То, что сегодня выглядит небольшой сельской церковкой, на самом деле было монументальной постройкой, которая вслед за Успенским собором и церковью Положения риз на Золотых воротах предметно культивировала идею Богородичного покровительства. «Сиа церкви аще не глаголы, но вещьми прославляаше Пречистую Богородицу», — сказано о храмах Андрея в поздней редакции «Слов на Покров».

Цикл церковно-литературных памятников, созданных при дворе владимирского князя в первой половине 60-х гг. XI в., настойчиво проводил еще одну, уже чисто политическую мысль — о равенстве Андрея с византийским императором. Разные редакции «Сказания о победе над волжскими булгарами», «Слова Андрея Боголюбского», «Слов на Покров», Жития святого Леонтия Ростовского называют Андрееву волость «державой» и «царствием», а самого князя — «благочестивым царем», иногда в сочетании с генеалогическим уточнением, что он приходится внуком Владимира Мономаха, «царя и князя всея Руси». Цель этой узурпации царского титула, который в действительности Боголюбскому никогда не принадлежал, состояла в том, чтобы обосновать церковно-политическую независимость Андреевой волости от Киева и безусловное право владимирского князя распоряжаться судьбами ростовской епископии и владимирской митрополии. Ведь согласно взглядам византийских канонистов, василевс («царь») «есть мерило в отношении к церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священников, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных кафедр. Епископов он может делать митрополитами, а епископские кафедры — митрополичьими кафедрами» (охридский архиепископ Димитрий Хоматин, XIII в.).

Поэтому не случайно в это же самое время рядом с Боголюбским наконец появляется кандидат во владимирские митрополиты — некий Феодор. Как можно догадываться по дальнейшим известиям, после изгнания Леона Андрей «нарек» Феодора епископом Ростовским и Суздальским, тем самым передав ему право управления епархией еще до хиротонии (поставления в епископы). Летописи приводят крайне сбивчивые сведения об этом человеке. Под вопросом находится даже его этническая принадлежность. Грамота патриарха Луки Хризоверга к Андрею Боголюбскому (в составе Никоновской летописи) именует Феодора «сестричем» (племянником по сестре) черниговского епископа-грека Мануила, одного из главных противников Клима Смолятича, и, стало быть, считает его выходцем из Византии. Но далее летописец вдруг в корне переиначивает родословную Феодора, делая его «сестричем» киевского боярина Петра Бориславича, которого мы видели прежде послом великого князя Изяслава Мстиславича к Владимирку Галицкому (см. с. 285). Не лучше обстоит дело и с социальным статусом Феодора. Несомненно только то, что он принадлежал к духовному сословию. Но был ли он монахом или священником, не вполне ясно. По известию Никоновской летописи, Феодор принял иноческий постриг в Киево-Печерской обители. Между тем Типографская летопись сообщает любопытную деталь — прозвище Феодора: «белый клобучок». Это явное указание на его происхождение из среды женатого («белого») духовенства, так как, по тогдашнему обычаю, белый клобук (епископский головной убор) носили те епископы, которые не были монахами [376] 48-е правило Трулльского собора 691 г. налагает запрет на брак для епископов. Несмотря на это, женатые архиереи не переводились в Византии в последующие столетия. В 1187 г. собор трех патриархов (константинопольского, антиохийского и иерусалимского) постановил лишать архиерейства тех, кто не развелся со своими женами и не отправил последних в отдаленный от кафедры женский монастырь (см.: Карташев А.В. История Русской Церкви. Т. 1. С. 220). Ношение женатыми (или разведенными) архиереями белых клобуков засвидетельствовано, например, в «Истории» византийского писателя XIV в. Иоанна Кантакузина, где сказано, что вовремя венчания на царство Иоанна V Палеолога «на главе у Патриарха было белое покрывало, украшенное золотом и с изображением Спасителя, Богоматери и Предтечи, какое обыкновенно носили прежние Патриархи из белого духовенства». Этот обычай был известен и в Русской церкви. Так, в 1331 г. константинопольский патриарх даровал белый клобук новгородскому архиепископу Василию, избранному из приходских священников Козьмодемьяновской церкви в Новгороде. , тогда как монашествующие архиереи покрывали головы черным клобуком. По сравнению с данными Никоновской летописи, свидетельство Типографской летописи кажется более убедительным, потому что летописец вряд ли стал бы выдумывать для Феодора несуществовавшее прозвище. Что же касается того, откуда он был родом, то здесь логичнее отдать приоритет сообщению грамоты патриарха Луки о греческом происхождении Феодора, ибо трудно представить, чтобы после недавнего скандала с назначением Клима Смолятича Андрей снова бы попытался выдвинуть митрополита из русских, заведомо зная, что его креатура не встретит поддержки в Константинополе.