Сергей Цветков - Древняя Русь. Эпоха междоусобиц. От Ярославичей до Всеволода Большое Гнездо

Опасения Ольговича не замедлили подтвердиться. В феврале 1153 г. Изяслав разбил лагерь под Новгородом-Северским. Первый же штурм закончился захватом укрепленного предместья («острога»). Святослав Ольгович не стал испытывать судьбу и на третий день осады «выслася» к Изяславу, «кланялся и прося мира». Мстиславич «не хотяше миритися с ним», но, видя приближение распутицы, «того ради умиришася и тако целовавше хрест межи собою и разъехашася» [315] Татищев по неизвестным источникам датирует заключение мира 1 марта, называя и его условия: Изяслав «соизволил на том, чтоб Свято слав учиненные убытки Черниговской области заплатил или 2 города Изяславу Давидовичу дал, о чем им между собою договориться, от Юрия от стать и никакими меры с ним не сообщаться». . Меж тем Мстислав Изяславич вместе с «черными клобуками», выполняя отцовский приказ, нагнал страху на половцев: повстречав их в междуречье Угла (Орели) и Самары, побил наголову, «полон мног взял, самех прогна, веже их пойма, коне их и скоты их зая и множьство душь крестьяных отполони».

Управившись с дядей и его союзником, Изяслав зимой 1152/53 г. послал в Галич своего боярина Петра Бориславича, который был одним из свидетелей клятвы Владимирка на кресте святого Стефана. Мстиславич предлагал Владимирку добром отдать удерживаемые им города, обещая за это «не поминать» прошлого. В противном же случае он угрожал войной.

Ответ галицкого князя не оставлял ни малейшей надежды на примирение: «Рци брате [скажи брату, то есть Изяславу], — сказал он послу, — извеременил еси на мя [улучил время воевать со мной] и короля еси на мя возвел. Но оже буду жив, то любо свою голову сложю, любо себе [за себя] мьщю!» Петр напомнил ему: «Княже, крест еси к брату своему к Изяславу и к королеви целовал, яко ти все управити и с нима быти, то уже еси соступил [преступил, нарушил] крестьного целования!» Тут «многоглаголивый» Владимирко не удержался от кощунства. «Сии ли [что мне сей] крестец малый?!» — с усмешкой сказал он. Возмущенный боярин возразил: «Княже, аще крест мал, но сила велика его есть на небеси и на земли… А соступиши [нарушишь крестное целование], то не будеши жив!» Владимирко вспылил: «Вы того досыти [вдоволь] есте молвили. А ныне полези вон! Поеди же к своему князю!» Видя, что говорить больше не о чем, Петр Бориславич положил перед Владимирком его «крестные» грамоты и вышел из княжих палат. Рассерженный Владимирко приказал, чтобы послу не давали ни повозок, ни корма для лошадей, а при выезде с княжьего двора Петра еще и осоромили насмешками («поругася ему»). Сам князь с издевкой крикнул ему вслед: «Вон, поехал муж русский, все волости мои побрав!»

Вечером того же дня случилась назидательная история. Отстояв службу в церкви, князь возвращался в свои палаты, как вдруг на том самом месте, где он насмехался над Петром, ноги его подкосились. «Оле те [как будто] некто мя удари за плече», — только и охнул Владимирко. Это был острый сердечный приступ, после которого князь прожил всего несколько часов и умер еще до наступления ночи.

Боярина Петра Бориславича вернули с дороги, ничего не объяснив. Он готовился «прияти» еще горшую муку за то, что разгневал Владимирка, и был несказанно удивлен, когда на княжьем дворе его встретили слуги, одетые в черные плащи. Они проводили его в сени, где изумление Петра возросло еще больше при виде сына Владимирка Ярослава, восседавшего в черном платье и черной же шапке на княжьем столе. Посла усадили на «столец» (сиденье), после чего Ярослав Владимирович со слезами объявил ему о внезапной смерти отца. Петр не поверил своим ушам и, пораженный не меньше других, только и смог выговорить: «Воля Божия, а всим тамо быти». Исход его посольства также сказочным образом переменился. Ярослав сказал Петру: «Мы есмы тебе того деля позвали, се Бог волю Свою, како Ему угодно, тако створил есть. А ныне поеди к отцю своему Изяславу, а от мене ся ему поклони и се ему явиши [объяви], аче Бог отца моего понял [взял], а ты ми буди в отца место… Ныне, отче [то есть Изяслав], кланяю ти: се прими мя яко сына своего Мьстислава, такоже и мене, ать [пусть] ездить Мьстислав подле твои стремень по о диной стороне тебе, а яз по другой стороне подле твои стремень еждю [со] всими своими полкы».

Однако сказке наступил быстрый конец. Никаких городов от Ярослава Изяслав так и не получил. Это стало причиной нового похода на Галич. В начале зимы 1154 г. Изяслав с союзными ему князьями и «черными клобуками» отправился воевать сына Владимирка. Противники встретились на реке Серет под Теребовлем. Галицкие «мужи» перед сражением отослали юного Ярослава [316] Год его рождения неизвестен. Вероятно, Ярославу в то время было около пятнадцати лет. в город, сказав ему: «Ты еси молод, а поеди прочь и [на] нас позоруи [смотри]… а хочем за отца твоего честь и за твою головы своя сложити. Ты еси у нас князь один, оже ся тобе што учинить [если с тобой что случится], то што нам деяти? А поеди, княже, к городу, ать мы ся бьем сами с Изяславом, а кто [из] нас будеть жив, а прибегнеть к тобе, а тогда ся затворим в городе с тобою». Жестокое побоище продолжалось весь день, с полудня и до вечера. Ни одна из сторон не одолела другую: Изяслав на своем крыле загнал галичан в город, а союзные ему князья, стоявшие на другом конце поля, бежали от галицких полков. Когда ночь развела сражающихся, Мстиславич, потерявший в бою большую часть дружины, скрытно ушел назад в Киев. Все галицкие пленники, кроме «лучших мужей», были убиты по его приказу, и «бысть плач велик по всей землей Галичьстеи», говорит киевский летописец.

Не ведая, что и его дни уже сочтены, Изяслав весной 1154 г. женился вторым браком [317] Какие-либо сведения о его первой супруге не сохранились, кроме того, что она скончалась в 1151 г. , взяв «из Обез жену собе, цареву дщерь» [318] «Обезами» древнерусские летописцы традиционно именуют территорию Грузии и Абхазии. На этом основании обыкновенно полагают, что второй женой Изяслава стала царевна Русудан, дочь грузинского царя Димитрия I (1125—1156). . Мстислав Изяславич, посланный отцом из Переяславля навстречу мачехе, встретил ее в днепровских порогах и привел в Киев, где состоялась пышная свадьба. Летом Изяслав готовился снова сразиться с Юрием, однако очередной поход суздальского князя на юг прервался сам собой в районе Козельска из-за небывалого конского падежа: «И бысть мор в коних, во всех воих его, ако же не был николиже». А осенью Изяслав тяжело занемог и вечером 13 ноября, в канун Филиппова дня, умер. Тело его погребли в монастыре Святого Федора, основанном его отцом, Мстиславом Великим. Тщательное внимание, которое киевский летописец уделил недолгому княжению Изяслава, во всех подробностях расписав его бурную деятельность, было отражением симпатий к нему со стороны всего населения Южной Руси: «И плакася по нем вся Руская земля и вси чернии клобуци, яко по цари и господине своем, наипаче же яко по отци». Храбрый Изяслав ушел в мир иной как князь «честный, и благоверный, и христолюбивый славный», что, однако же, не помешало церковным властям, как мы увидим далее, предать его анафеме.