Михаил Смолин - Тайны русской империи

«Революция взвесила все земное, и оно оказалось легким».«Как странно! — писал один русский консерватор, оставшийся в советской России. — Благодаря революции мы приобрели родину. Мы стали крепки земле, крепостные России… Теперь нам не замешаться в европейской толпе, мы везде русские, везде на особом положении… Материальная обеспеченность отрывает от земли, и не все ли равно, где жить, когда мы имели в России источник средств существования. Но, когда Россия перестала являться источником, тогда мы все попадали на нее и почувствовали ее неодолимое притяжение. Когда мы были чем-то, Россия могла быть для нас ничем; когда мы стали ничем, Россия стала всем» {281} .

Социальная идея революции в 1917 году смогла победить государственную идею империи. Слом революцией имперского мира России на долгие годы поставил перед всеми мыслящими русскими людьми гигантскую по своим размерам проблему осмысления этого исторического факта.

Революция стала тем событием, перед осознанием которого пасовали и продолжают пасовать очень многие умы, стараясь всевозможными интеллектуальными вывертами сгладить грандиозность произошедшего обвала русской жизни и попытаться хоть как-то «вплести» революцию в историческую канву русского существования. «Интеллектуальная трусость» и псевдомиротворчество двигало прежних и нынешних комментаторов исторического процесса в России к «естественному» введению революции в поры русской истории. Глобальность революции многие из них хотят свести лишь к простому акту смены власти в февральские дни 1917 года; революция преподносится лишь как этап эволюции русской истории. Современные ученые испытывают глубокую робость перед метафизической значимостью такого события, как революция, поскольку оно вызывает необходимость выяснения смысла истории вообще и в отношении к России в частности.

Несмотря на то что наша Февральская революция (а именно ее только и можно вполне назвать революцией) как акт захвата власти в государстве свершилась более восьмидесяти лет назад, период, ею открытый, в нашей истории не завершен до сих пор. Революция как идея не замещена в сознании нашего общества идеей столь же значимой.

Необходимо различать революцию в узком смысле слова — как акт захвата власти — и революцию как идею социального переустройства в широком понимании. Революция — не просто разрушительное и кровавое событие в человеческой истории, революция — это прежде всего идея радикального социального переустройства мира. Совершенно не случайно до сих пор демократы нового и новейшего времени клянутся в верности «идеалам Великой французской революции» или «идеалам великого Октября», несмотря на то что эти революционные акты свершились соответственно более двухсот восьмидесяти лет назад. Для них эти идеалы вечны, как и сама идея революции.

Сводить революцию только к непосредственному кульминационно-революционному акту захвата власти значит упрощать и сужать ее значение. Революция не только действие, но и великая по мощи воздействия идея; идея радикального переустройства мира по глубоко субъективным психологическим посылкам. В своем радикальном порыве против реальной действительности идея революции перманентна, то есть не имеет остановки. Революция как идейный призыв к разрушению действительности во имя утопического «социального рая» — всегда возможное действие, и потому революция не имеет конца. Каждый новый человек, решающийся на революционную перестройку мира, будет стремиться к своему субъективному революционному проекту. Здесь нет конца для ломки настоящего во имя очередного «светлого будущего», точнее, нет удовлетворения от любого уже реализованного плана. Стремление к утопическому революционному идеалу абсолютного земного счастья имеет ровно столько путей действия, сколько человек участвует в революции. Каждому видится свое. Отсюда бессчетное количество либеральных, социалистических, анархических и т.п. проектов или путей к этому «социальному счастью», каждый из которых не устраивает абсолютное большинство революционеров, придерживающихся других проектов. Последствие возможной временной победы одного революционного проекта над другими — страшная резня Внутри революционного движения в целом.

Любовь революции к ломке, свержению, осквернению, убийству, насилию и т.п. «утилизационным» действиям наводит на размышление, смысл которого блестяще сформулировал русский консерватор Н.В. Болдырев (1882—1929): «Революция всегда не начало нового, а конец старого, его рассыпающаяся дряхлость; революция есть реактив разложения» {282} .

Революция в России была концом «освободительных» мечтаний. Воплотившись в кровь и плоть большевизма, она уничтожила множество интеллигентских идолов — гуманизм, парламентаризм, демократию, — которым поклонялись безусловно и абсолютно. Революция показала дряхлость и нежизнеспособность всех этих «прекраснодушных» фетишей и принесла смерть огромному большинству «жрецов» этого культа — интеллигенции. «Бог» (революция) интеллигентского культа «освобождения России» оказался бесконечно кровожаднее, чем ожидали адепты «социальной религиозности», и своим беспощадным ликом он повернулся прежде всего к интеллигенции, более всего взывавшей к его пришествию…

Глубочайшая вера революционного сознания в реальность своего социального идеала способна фанатически беспощадно разрушать историческую действительность. Но историческая действительность не ломается в несколько дней, когда идет собственно смена власти, иначе кровавый революционный террор и дальнейшие революционные «преобразования» были бы не нужны или же ограничивались лишь несколькими днями захвата власти в обществе. Общество, у которого революционерами отнята власть, еще не находится под контролем революционной группировки; взятие власти — это лишь один из первых выигранных революционерами этапов сражения с обществом.

Историческая действительность начинает разрушаться задолго до захвата власти и продолжает разрушаться еще долгое время после. Захват власти разрушает, быть может, какую-то наиболее важную, ключевую точку обороны, после овладения которой сопротивление революционерам отнюдь не прекращается, а гражданское сражение принимает как раз еще более кровавый вид — вид избиения побежденных, но не сдавшихся…

Сущность революции — разрушение данной исторической действительности, и единственно возможное ее полное или относительное оправдание, ее большая или малая правда может заключаться только в совершенной или же частичной негодности старого строя.