Валерий Флёров - «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность

— «1. Есть город в Вифании, носящий имя Елены, матери императора Константина… Вначале это был ничтожный посёлок . 2. Воздавая ей славу, Константин одарил это местечко и именем матери и достоинством города , но не создал никаких великолепных памятников, достойных императорского имени: по своему внешнему виду продолжал оставаться всё тем же, украшаясь только названием города…» Далее идёт перечисление того, что построено в поселке Юстинианом, после чего последний стал городом: водопровод, общественные бани, храмы, дворец, галереи, присутственные места, мост через реку (Кн. V: II).

О Карфагене, отстроенном Юстинианом I и переименованном в Юстинианию: «…самый большой и самый замечательный из здешних городов». Таким он стал после того как: выстроены оборонительные стены, выкопан ров; построены два храма и монастырь-крепость, галереи на центральной площади, замечательные общественные бани (Кн. V: 1–8).

Из приведённых описаний хорошо видно, что Прокопий из Кесарии прекрасно для своего времени понимал, что «город» должен не только званием отличаться от негорода, местечка, городка. В самом простейшем случае город должен был иметь укрепления (стена, валы и др.), при этом Прокопий не отличает собственно город от крепости. Безусловными признаками города были для него здания присутственных мест, дворцы, системы водоснабжения, бани. В этом с ним нельзя не согласиться.

Однако вершиной его социального определения стало описание и характеристика отстроенного Юстинианом I в Бизакийской области Северной Африки местечка Капутдава. При строительстве укреплений был открыт источник, судя по описанию артезианский. «13. Желая отметить этот дар Божий… император Юстиниан… тотчас решил это местечко преобразовать в город , дать ему крепкие стены, всеми другими сооружениями придать ему важность, украсив, сделать его богатым городом. … 14. Воздвигалась… городская стена, и внезапно изменилась вся судьба округи. 15. Земледельцы, покинув свои плуги, живут как граждане, применяя уже не деревенские обычаи, но городской образ жизни . 16. Они ежедневно посещают городскую площадь, ведут собрания и споры о собственных нуждах, для общих нужд устраивают рынок и совершают всё остальное, что служит достоинством для города» (Кн. 6:VI, 13–16).

Полагаю, текст не требует детального комментирования. А вот данными, что жители Хазарии покидали плуги , мы как раз и не располагаем. Археология на сегодня показывает другое, равно как и то, что облик всех крупных поселений Хазарского каганата никак не свидетельствует о городском образе жизни.

Закончу несколько пространное обращение к градостроительству Византии, упомянув зафиксированный современными нам историками обратный процесс в следующие за Юстинианом века. С конца VIII в. начинается спад в экономике, выразившийся в аграризации городов, сокращении денежного обращения и торговли (Чичуров И. С. 1980. С. 10). Удивительно, как историки, разделённые более чем тысячелетием, определяют в системе одних признаков различия города и деревни.

Я не случайно столь подробно остановился на Прокопии Кесарийском. Из помещенных здесь отрывков, как и из всего сочинения в целом, видно, что в византийском обществе, точнее, в структурах гражданского и военного управления империей и у наиболее образованных его представителей, каким был Прокопий, сложилось вполне определённое и отвечающее текущим потребностям представление о том, что есть «город» и чем он отличается от крепостей, сёл, просто «местечек» и захолустных городков, т. е. негородов. Подчеркну, возникла потребность в понятии «город».

В методическом плане стоит учесть наблюдения С. Торбатова, проводившего анализ фортификационной терминологии поселений и крепостей III–VII вв. провинции Скифия на Нижнем Дунае и в Западном Причерноморье. «В той ситуации, когда отсутствуют определенные письменные указания, опыты типологического определения укрепленных объектов неизбежно носят отпечаток известной условности и неточности» (Торбатов С. 2002. С. 85).

Терминологическая проблема в византийской лексике также стоит в отношении укреплённых поселений Болгарии периода её вхождения в состав империи, что близко к проблематике «хазарских городов» (Миланова А. 2004). Терминология и классификация ранневизантийских крепостей и поселений были предметом исследования В. Динчева, в котором он отделяет их от собственно городов, вводя вслед за G. Dagron’ом термины «полугородские поселения» площадью свыше 1 га и «укрепленные поселения» площадью до 1 га. Деление, безусловно, спорное, но заслуживающее внимания. Сам В. Динчев признаёт, что определение «укреплённое село» не совсем удачный термин (Динчев В. 2006. С. 9). Дело, впрочем, не в этом. Идёт поиск социально-экономической сути поселений разных видов, с разной архитектурой и фортификацией (или без неё) и, наконец, разного археологического облика.

Однако особое значение для нашей проблематики имеют труды Рашо Рашева . В концентрированном виде выводы о процессах становления ханских резиденций и градообразования он изложил в своём последнем капитальном исследовании в главе «Обитаемые места», преимущественно на примере Плиски, рассмотрев и проанализировав историю её возникновения, развития и, что особенно важно, функции этого одного из крупнейших «обитаемых мест» Первого Болгарского царства (2008). Рашев анализирует в равной степени терминологию (аул, лагер, кампос, город) и стоящие за ней реальности. Здесь же я должен подчеркнуть вводимый Рашевым обобщающий термин «обитаемые места». Действительно, далеко не всегда открытый в ходе раскопок или известный по письменным источникам пункт можно охарактеризовать в более определенных терминах и понятиях, не став на путь субъективизма за нехваткой информации (кочевье, селище, поселение, убежище, крепость, город). Заметим, термин Р. Рашева по созвучию и содержанию перекликается с термином Б. Н. Заходера «населённые места» (Заходер Б. Н. 1962. С. 172). Аналогичен по смыслу у Ст. Михайлова нейтральный термин «пункт».

Лексика, определяющая тип населённого пункта, города постоянная и важнейшая тема в исследованиях процессов урбанизации. Дело, понятно, не в лингвистических упражнениях, а в адекватном понимании источников, в том числе в сопряжении их с данными раскопок. Так, Н. В. Пигулевская обобщила достижения современной ей иранистики по серии терминов, включая «шахристан»=город. Обращу внимание на «рустак»=деревня, как противополагающийся «городу», «kanta»=стена (Самарканд=Мараканда) (Пигулевская Н. В. 1956. С. 169–172).

Терминология арабской лексики вновь рассмотрена ОТ. Большаковым: «В сведениях о событиях VII в. (время становления Хазарского каганата. — В.Ф.) употребляются два термина: мадина и карйа: первое, безусловно, „город“, второе географы X в. употребляли в смысле „селение“. Но в VII в., видимо, такого четкого разграничения не существовало. В некоторых случаях словом карйа обозначались, несомненно, города… Этот разнобой в употреблении терминов, обозначающих различные типы поселений, прекрасно иллюстрирует Коран. В нём встречаются три термина: мадина, карйа и балад. …Особенно неясно значение слово балад» (Большаков О. Г. 2001. С. 48). Из приведённого обратим внимание на «разнобой».