Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

Пройти к нам не просто, почти как в самые боевые дни. Баррикады, построенные еще 18 марта, высятся по-прежнему, из амбразур выглядывают митральезы и пушки, над каменным гребнем баррикад поблескивают штыки.

"Братство" царит среди орудий всех калибров, составляющих наш артиллерийский парк, их подкатили сюда в дни, когда надо было дать отпор реакционерам.

История о том, как переплавляли наши бронзовые грошики в пушку "Братство", обошла все пролетарские 6атальоны. Литейщики Данферa оглаживают этот чудодейственный сплав, машинисты Монпарнаса, среди которых затесался каретник с Гут-д'Op, толкутся вокруг нашего "громобоя", и глядят они помшающе, как прасолы, присматривающиеся к пригнанному скоту. Ружья носят на ремне только те, кто в карауяе. Остальные ружья

составлены в козлы. На тротуар брошены тюфяки и охапками сено.

To один, то другой федерат взглядывает на небо и улыбается. От голубизны поднебесья веет теплом, лаской.

-- Погода за нас.

Из рук в руки переходят газеты, шелестят, как крылья. Одни читают по уголкам в одиночку, другие бормочут себе под HOC, третьи беззвучно шевелят губами, разбирая по слогам. Собираются кучками и читают сообща. Koe-кто уже успел прочесть и передать листок соседу, начинается обсуждение статьи, потому что всех волнует прочитанное.

Сцена эта привлекла внимание только что этой ночью избранного депутата. На нем красная перевязь с золотой бахромой. Положив руку на плечо своему спутнику, толстяку капитану, он говорит, не в силах сдержать волнения:

-- Ты только подумай! Никогда ведь такого не бывало, ни в одной армии! Солдаты сообща читают rазету, открыто выражают свои чувства, обсуждают политические новости, важные идеологические вопросы. Солдат -- гражданин!

-- Армия-то революционная, Антуан!

-- Национальные гвардейцы не обычные солдаты, это живые идеи.

Сейчас y нас в ходу этакое чуть насмешливое рыцарство. Федераты, шумно расшаркиваясь, помогают женщинам перебираться через баррикады. Домашние хозяйки, работницы, жены, сестры, дочки носят на голове корзины или вешают их на руку. Другой рукой они придерживают юбки, громко смеясь при этом. Их карапузы ползают по мостовой на четвереньках.

Здание Ратуши забито вооруженными людьми. Целые роты спят прямо на соломе y подножия беломраморной лестницы, поднимающейся вверх двумя крыльями, спят в крытом дворе под стеклянными сводами. Спят они вповалку в самых причудливых позах. Дни и ночи они носились по Парижу, волоча пушки, вырывая булыжники из мостовой, опрокидывая кареты, a сейчас сон сразил их всех подряд.

С непривычки невольно шарахаешься, очутившись в этом спертом воздухе, пропитанном чесночньш духом и крепким запахом пота.

Войкая рыжеватая блондинка в шароварах, какие носят зуавы, осторожно пробирается по этому бранному полю. Она угощает желающих горячим кофе.

Маркитантки расположились со своими кухоньками в галереях. У них и вино, и хлеб, и колбаса, и суп с овощами и мясом, не говоря уже о водке в маленьком бочонке.

Вестовые, офицеры, депутаты, члены Центрального комитета Национальной гвардии, которых можно узнать no красным перевязям с серебряной бахромой, непрерывно снуют по коридорам и лестницам; все они спешат кудато, y всех каждая минута на счету. Только попав в Тронный зал, где их ждут с утра накрытые длинные столы, люди вспоминают, что уже давно ничего не ели. Проходит несколько минут, и большинство из них с недовольной миной убегают, позвякивая шпорами, окунаются снова в гущу дел. У нйх и в самом деле времени в обрез...

Перед каждой дверью двое часовых, возле окон -- ружья в козлах. Столы ломятся под грудами приказов, прокламаций, циркуляров, запросов, планов, каких-то записей; сабли и револьверы служат вместо пресс-папье.

-- Не видели Гранжана?

-- A это кто?

-- Депутат от I округа.

-- Наиболее подозрительный округ.

-- Да, зато сам Гранжан молодец! Сюда приходят представители мастерских, квартала. Каждый ищет "своего" избранника.

-- Где помещаетея Центральный комитет Национальной гвардии? .

-- Не знаю!

-- Никто, значит, не знает, дьявол вас дери!

У сердитого посетителя перевязь на груди с золотой бахромой.

Каждый кого-то или что-то ищет, такого-то человека или такую-то комиссию, патому что только они могут решить данный вопрос, .не терпящий отлагательства. Бывает, что так и не удается найти концов. Люди и организации, вытесняемые то штабом, a то и просто шумом и суматохой, переезжают с места на место.

Даже по малой нужде отлучиться нельзя, возвращаешься, a свои уже неизвестно где... Ищи-свищи!..

Ругаются ругательски, a лица улыбающиеся.

Майор, очень щеголеватый, прищелкивает оторвавшейся подошвой и объявляет:

-- Ox, y меня сапоги уже неделю каши просят!

-- Гражданин, ступайте на Ломбардскую улицу, это совсем рядом, там моментально починят.

-- Вы что, смеетесь надо мной!

-- С чего это вы взяли?

-- Я- сам сапожникl

Стратеги из фабричных цехов и лавчонок стоят перед одним из длинных столов с кружкой в одной руке, с сосиской -- в другой и с упоением переделывают мир.

Мальчишка-подмастерье, весь перепачканный мукой, явился по поручению хозяина, который желает узнать, обеспечены ли зерном мельницы. Возницам требуется переговорить с кем следует о фураже. Знаменосцы интересуются, какой предусмотрен порядок следования батальонов на предстоящем сегодня смотре. Что будут исполнять фанфары? Ведь музыканты знают только Maрсельезу и "Песнь отправления".

-- Эй, Марта! Где заседают граждане с Монмартра? Вы, бельвильцы, должно быть, уже знаете, что тут, в Ратуше, и где!

Моя смуглянка порхает, как мотылек, усневает откликаться на вопросы десятков людей, которых я в глаза не видал, и в XV и в XVIII округах она, по-видимому, так же популярна, как и в Бельвиле.

Огромная толпа теснится на площади, тротуарax, улицах, мостах, люди высовываются из окон, взобрались даже на крыши. Всюду руки, размахивающие флагами, носовыми платками. Не открываются ставни только на окнах вторых этажей: тут хозяева или в бегах, или не желают показываться, злятся. Мальчишки, мальчйшки повсюду! На карнизах, на балконах. Беззастенчиво взгромоздились на плечи статуй! Наподмостках, возвышающихся перед Ратушей, задрапированных красной материей, за длинным столом занимают свои места члены Центрального комитета Национальной гвардии, опоясанные красной перевязью с серебряной бахромой. Все они в форме Национальной гвардии. За их спинами статуя Генриха IV -- "единственного короля, о которой народ сохранил хоть какую-то память*, -- утопает в красных флагах.

Мраморный бюст Республики облачен во фригийский колпак. На груди красная перевязь.

Издали кажется, что на перекрестках подымаются холмики: это просто толпа облепила баррикады. Женщины хлопочут вокруг своих мужей, пришивают им пуговицы или нашивки, поправляют воротничок, a те с насмешливой улыбкой принимают эти заботы: неловко все-таки перед товарищами, соседями по баррикаде. Покончив с починкой, жены начинают до блеска начищать "свое" орудие.