Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

Каждая дамохозяйка мщамельно подмемала перед своей дверью. Мемелъщики со всем усердием убирали город. Никогда еще не были макими чисмыми улицы. Парижа.

Счастье смягчает гнев. Люди с удовольствием новторяют слова дядюшки Белэ: "Именно благодаря подлинной свободе, которую Коммуна несет Франции, сможет укорениться Республика в нашей стране. Коммуна теперь не в солдатской шинели, она труженица, ee трудом оплодотворяется мир на нашей земле... Мир и труд -- вот наше будущее, вот чем питается наша уверенность в неизбежности возмездия и социального возрождения...*

A Валлес пишет: "Граждане солдаты, чтобы взошли семена Коммуны, заложенной и провозглашенной вчерa, завтра нужно встать к станкам, сесть за рабочий стол. Мы все те же, гордые и отныне свободные.

Вчерa -- поэзия триумфа, сегодня -- проза труда*.

Над городом теплый свежий воздух, веяние весны доходит до самого сердца, благо мы в распахнутых на груди рубашках.

Феб втягивает ноздрями этот воздух, и дрожь прохо

дит по его спине. Феб счастлив. Теперь я уже нисколько не сомневаюсь, что это он выбрал нас -- меня и Марту. Когда я приближаюсь к нему один, он как будто ищет глазами за моей спиной нашу черноокую хозяйку. Быстроногому Фебу для полного счастья нужно одно: чувствовать на своей спине этих двух всадников и чтобы руки всадницы оплетали мою шею. Мы медленно выезжаем из ворот арки, так же не спеша следуем по Гран-Рю, по разошедшимся и скользким булыжникам мостовой. Как только путь свободен, будь то Бульвары или предместье, Феб, дрожа, скашивает глаз назад, на меня -- правый, потом левый, что означает: "Можно пршiустить?* Я, ослабив уздечку, говорю полушепотом: "Можно, давай, мой прекрасный принц!" Он переходит в галоп и несется стрелой: жалко, что нет y меня в руках чарки с вином, мы наверняка не расплескали бы ни капли!..

-- Бери барьер, ребятки! -- кричат караульные y баррикады на улице Риволи.

Феб замирает на мгновение, только по обычной своей манере приплясывает от нетерпения на месте: "Hy как, прыгать?"

-- Давай, Феб, давай, милый!..

Конь берет препятствие, амбразурa позади, отовсюду несутся восторженныекрикифедератов. Феб--фаворитмаркитанток из Ратуши, они щеголяют в жилетах с красными отворотами, в мягких сапожках, в маленьких шапочках с длинными лентами -- на манер Итальянской арнии времен Первой Республики. Он, Феб, также любимец наших воительниц с ружьем на ремне, с патронташем на боку, в черной фетровой шляпе, коей присвоено петушиное перо. Женские голоса приветствуют наше появление:

-- Гражданин Феб, caхарку, пожалуйста! За здоровье Коммуны!

Менее бескорыстно внимание, которым пользуется наш Феб со стороны мужчин из числа кавалеристов республиканской гвардии, вестовых Ратуши, в доломанах, обшитых сутажом, тоже с перьями на головных уборax. Надо сказать, что y большинства из них не лошади, a клячи. Настоящих скакунов y них вообще нет. Уж больно разномастный y этой импровизированной кавалерии конный парк: тут и водовозные лошаденки, и битюги, четвероногие труженики, развозившие раньше молоко...

Вчерa я был почти уверен, что лишусь красавца Фе,ба.

Мы только что покинули Ратушу, где вручили Бержере пакет от Ранвье. Привязанный к решетке, Феб стал центром кружка восторженных почитателей, гдв преобладали вестовые, которых можно узнать по лошадиным хвостам, спущенным на спину на манер конских хвостов y драгун. Hac уже поджидал высоченный малый с предложением обмена:

-- A не слишком ли резв этот скакун, чтобы на нем детишки разъезжали?..

Он брал в свидетели насмешливо хихикающих зевак, приподымая свою итальянскую шапочку с павлиньим пером, то распахивал, то запахивал охотничий плащ. На нем были плисовые штаны, заправленные в полусапожки, a за поясом два огромных седельных пистолета.

-- A вам взамен отдам эту славную старушку, кляча смирная. С ней шею себе пе сломаешьl

Его лошадь, еще недавно таскавшая фиакр, худая и высокая,-- под стать своему хозяину, как две капли воды похожему на Фра Дьяволо. Отвязываю Феба, советуясь с ним взглядом, потом передаю хвастуну уздечку.

-- Раз вам так загорелось, гражданин, пожалуйста, берите.

Марта ущипнула меня за руку, да еще с вывертом. Хвастун на мгновение заколебался.

-- Ho... но... конь ведь не оседланl

-- A он под седлом и не ходит. Впрочем, хорошему всаднику седло -- оно ни к чему!

Фра Дьяволо не мог отступить под насмешливыми взглядами товарищей. Он вцепился в гриву, прыгнул, но, как только' уселся на спину Феба, чуткий конь начал выплясьrаать на месте, выгнув спину, перебирая ногами. Верзила скатился на землю.

Феб сразу же успокоился и, подойдя ко мне, уперся мордой в мое плечо и в правое yxo. Нет на свете ничего более нежного, чем прикосновение его атласных губ -- с этим не сравнится никакой шелк, никакой персик, даже смуглая кожа Марты.

-- Hy что ж, теперь ясно, кому принадлежит эта великолепная лошадь!

Фра Дьяволо, ползая по земле, собирал свои пожитки: итальянскую шапочку, пистолеты, a мы, как всегда, разом вспрыгнули на нашего удалого коня, которому не терпелось унести отсюда ноги.

ТЕТРАДЬ ШЕСТАЯ Мы -- нарасхват. Бельвиль -- копьеносец Коммуны. Спросите парижанина в любом конце столицы, и он скажет: "Когда понадобится, мы кликнем белъвильцев*. A в глазах Версаля Коммуна -- это и есть Париж в лапах Бельвиля. Мы полны гордости.

Иногда достаточно одного появления стрелков Флуранса, и все преграды рушатся. Так было и в почтовом ведомстве, где уважаемый господин Рампон отказывался передать свои полномочия гражданину Тейсу*, назначенному Коммуной директором Управления почт. To же имело место во Французском банке, когда нашему дядюшке Белэ преградил дорогу маркиз де Плек во главе четырехсот вооруженных тростями чиновников.

И скачет Феб с улицы Лувра в Ратушу, из Банка в мэрию Менильмонтана!

Пока мы дожидаемся ответа на доставленное послание или конца прений, узнаем новости от других гонцов из отдалеиных округов Парижа.

Жан Аллеман прискакал из Версаля взбешенный.

Рабочий-мипограф Аллеман был включен в числе наборщиков, коморым Национальное собрание доверило выпуск своего органа "Журналь Оффисьельо, находившегося в руках версальцев. Он сразу же связался с революционными моряками, чмобы подгомовимъ захвам Национального собрания одновременно с полицейской префекмурой и Омелъ де Резер

вуар, где квармировали депумамы. Ядро майной организации должно было взяпгъ Версалъский дворец изнумри, меж мем как десямъ мысяч федерамов двумя колоннами ycмремямся на Версаль через Вирофле и Camopu. И дейсмвимельно, 25 марма Аллеман, со своими мипографами и моряками, воспользовавшись ночным муманом, намермво заклепали девямь пушек -- из тех, что смояли нагомове на плацу. Ho Париж праздновал свою Коммуну... Аллеман, опознанный полицейскими, еле ускользнул из рук врага.