Жан-Пьер Шаброль - Пушка Братство

-- Вы небось думаете, что вам по-прежнему будут платить по тридцать cy в день? -- кричит из кухни жена Нищебрата: она помогает Терезе и Леону мыть посуду.

-- Если бы хоть Кель снова принял на работу медников,-- ворчит Бастико.

-- Заткнись! -- кричит Матирас.-- У нас есть дела поважнее, чем целый божий день стучать no жестянкам! Мы свои тридцать кругляшек получим, да еще с процентами! Эти трусливые недоноски не успели вывезти Французский банк. A там золота полно, хоть задавись! Так что всем славным парням Социальной республики сполна заплатят, надолго хватит, шампаньей еще будем упиваться.

Слушатели заранее облизываются, поглаживают себе брюшко...

-- Эй, потише, граждане1 -- вмешивается Гифес, озабоченно морща лоб.-Значит, вы хотите, чтобы нас обвинили в воровстве, в грабеже? Наши враги только этого и ждут.

Слова его встречают одобрительным ворчанием -- удивительный поворот на целых сто восемьдесят градусов. Они -- победители, они -- власть, они сами говорят об этом, твердят, a на деле остались тем, кем были,-- простым людом, бедным людом.

Деньги --слово непомерно большее. Оно пугает их. Только издали, в чужих руках видели они крупные купюры и до сих пор об этом помнят. Все находящиеся в банке деньги -- достояние Франции. Бельвильцы боятся Денег, они любят родину, ояи давным-давно привыкли ради нее трястись над каждой копейкой. Они не могут себе даже представить, что произойдет, если они запустят

свою мозолистую лапу в государственные сейфы, во всяком случае, им думалось, произойдет нечто страшное...

-- И это говорит революционер!

Вся зала погрузилась в раздумье о деньгах, и было в этих думах что-то от смутной тоски с ee горькой нежностью. Голос Предка подействовал, как удар хлыста. Люди гордо распрямляют спины, затронуто их самолюбие.

-- Гифес совершенно прав,-- говорит Кош.-- Революционеры обязаны подавать пример честности!

-- Бедняки -- народ благородный!

-- Это уже не благородство, a юродство,-- отрезает старик.

-- Послушайте-ка, дядюшка Бенуа,-- начинает типографщик.-- Здесь все вас уважают за ваше прошлое, за ваши страдания, ваш опыт, и, если кто-нибудь посмеет нроявить непочтительность к вам, я первый...-- Дядя Бенуа покачивает головой и даже тихонько урчит.-- Ho,-- продолжает Гифес,-- сейчас возникла совсем новая ситуация. To, что было хорошо в давние времена...

Интернационалист смущенно замолкает. Присутствующие понимают, почему он вдруг осекся, никто из них не потерпел бы, чтобы Предку хотя бы намекнули на то, что он безнадежно устарел; ему, старому карбонарию, участнику "заговорa Пятнадцати" и "дела Пороховых складов", борцу 48 года, знавшему казематы МонСен-Мишеля, Белль-Иля и Корсики, бежавшему из Кайены,-- ведь все рано или поздно становится известно...

-- Это не воровство и не может быть воровством,-- заявляет Предок.

-- Почему же?

-- Потому что эти деньги ваши. У вас их отобрали. Не вы воры, a другие! Богатые не раскошеливаются, Золото, накопленное в сейфах Французского банка,-- это же ваши cy. Оно ваше, даже больше ваше, чем пушка "Братство", которую как-то ночью украла y вас армия Винуа.

-- Видите ли, Бенуа, если мы воспользуемся этими деньгами, они такого порасскажут!

-- Они все равно будут говорить это, бедный мой Гифес. Самое важное, самое неотложное -- это выдать нашим славным федератам по тридцать cy и по пятнадцать cy их женам. Без них Революция погибнет.

-- Шампаньи нам подавай! -- вопит Матирас.

-- Э, нет! -- кричит Предок, потом совсем тихо обращается к типографщику: -- Видел? Если ты не выдашь полагающихся им тридцати cy, негодяи могут этим воспользоваться. Они сколотят шайку и пойдут грабить склады и дома.

-- Да что там! -- заявляет батальонный горнист и снова опускается на скамью.-- Если казна наша, так давайте же, черт побери, используем ee получше.

-- Нет, Матирас! Именно потому, что золото наше! Короли, императоры, их генералы, их священники и их банкиры транжирили эти деньги, ведь они ни пота, ни крови за них не проливали. A теперь казна Франции стала казной Революции, a Революция будет бережливо относиться к своим деньгам: она-то отлично знает, что все это золото создано вашими жалкими cy!

Матирас со вздохом поворачивается к старику:

-- Выходит, лучше стянуть потуже пояс ради Социальной республики, чем ради императорa!

-- A какого мнения на этот счет они, в Ратуше? -- спрашивает Феррье.

-- Кто это "они"?

-- Hy... они.

Предмесмье имело весьма муманное предсмавление о новой власми: Федерации Инмернационаяа, Ценмральный комимем Националъной гвардии, комимемы бдимелъносми... Kmo же командовал? Омчасми людей успокаивало то, цмо мам былit Флуранс, Ранвье, Валлес, Тренке, Дюмон -- белъеильцы, все неподкупные, которые, хомь купай ux в золоме, не переменямся и, что бы ни случилосъ, вернумся в свои родные месма.

-- Кто же "они"? Большинства из них мы и не знаем! -- орет весь кабачок.-- Откудова они взялись, эти революционеры? Ветром их принесло, что ли?

Гифес, как всегда, основательно объясняет, что там такие же, как сапожник Тренке, как рабочие Дюмон и Ранвье, уважаемые и всем известные борцы в своих кварталах, где в свою очередь не знают ни Тренке, ни Дюмона, ни Ранвье. Это новые люди -- достойные люди, они надежда и будущее Революции.

-- Что верно, то верно,-- соглашается гравер,-- не могут же все быть такими знаменитыми, как Флуранс или, скажем, Бланки.

-- Будем надеяться, что они знают, что делают, a там знаменитые, не заменитые...-- ворчит Пунь.

-- B том-то и дело, что не знают,-- шепчет Предок себе в бороду.

-- Ведут ли и они такие дискуссии, как мы? Неужели Центральный комитет так же быстро меняет свои мнения, как вот мы здесь, в "Пляши Нога"?

-- Еще быстрее, чем мы, сынок. Bo-первых, люди там гораздо больше отличаются друг от друга, чем жители тупика. Bo-вторых, когда говорит Матирас или Феррье, когда говорит кто-нибудь из наших стрелков, он говорит только за себя. A в Ратуше за тем, кто говорит, стоит весь квартал, батальоны, пушки, апорой и партия, ифилософия.

Все это Предок объяснил мне на yxo, и голос y него был грустный.

-- Что ж тогда делать?

-- Не знаю.

-- A если так, то чья же это вина?

-- Власти.

-- Ho ведь власть-то теперь наша!

-- Власть -- она всегда власть и есть!

Замемки без дамы, сделанные в следующие дни на разрозненных лисмках.

Часть баррикады разобрали, чтобы было где проезжать повозкам. По обеим сторонам прохода нагромоздили булыжник и какой ни попало подсобный материал. Теперь в случае тревоги можно сразу же перегородить Гран-Рю.

Пушка "Братство" в боевой готовности, и при ней зарядный ящик. Охраняют ee наши стрелки. Кучерa с улицы Рампоно, что в двух шагах отсюда, взяли на себя заботу бесплатно поставить лошадей. Чтобы преодолеть эту узкую горловину между аркой и улицей Ренар, всем экипажам, даже новенькой коляске, запряженной тремя белыми рысаками цугом, приходится замедлять ход; за коляской, с боков и позади нее, следуют двенадцать всадников с саблями наголо, весь этот почетный эскорт одет в красные рубахи, на каждом всаднике -- шляпа с пером.