Вадим Кожинов - От Византии до Орды. История Руси и русского Слова

В представлениях тех историков, которые склонны полагать, что словом «Русь» вначале назывались шведы, считаются очень важными сведения так называемых «Бертинских анналов», где сообщено, что в 839 году к германскому императору прибыли люди, «которые говорили, что их, то есть их народ, зовут Рос… Тщательно расследовав… император узнал, что они принадлежат к народности шведской» [174] Памятники истории Киевского государства IX–XII вв. — М., 1936, с. 23. .

Еще в 1876 году влиятельный немецкий филолог и историк Вильгельм Томсен прочитал в Оксфордском университете лекцию «Начало русского государства» (в 1891 году изданную в России), где, в частности, на основе процитированного источника утверждал, что «Русь» IX века — это шведы. О. Н. Трубачев, напоминая об этой сыгравшей очень значительную роль в истории вопроса лекции, обращает внимание на тот факт, что ведь, напротив, «германский император… как раз никакой связи между именем народа… рос и свеонами-шведами не видел, ибо, как признает и сам Томсен, „Русью они (скандинавы. — О. Т.) звались только на Востоке“» (с. 44–45), — то есть в восточнославянских землях.

Таким образом, находившиеся среди восточных славян шведы уже в 830-х годах считали себя принадлежащими к «народу Рос», а не шведами. И в последнее время достаточно прочно утвердилось представление, согласно которому «Русью» в восточнославянских землях первоначально называлась определенная часть их населения, а именно та часть, которая сыграла основную роль в создании и развитии государственности. В эту часть входили люди, принадлежавшие к различным племенам (в том числе, без сомнения, и шведским), но осознававшие себя единой силой, даже как бы единым «народом» (что и проявилось в рассказе «Вертинских анналов»). Характерно, что в летописи нередко употребляется словосочетание «вся Русь» , подразумевающее, очевидно, собирание воедино различных племенных «элементов» этой самой «Руси».

Целесообразно сослаться на новейшую книгу исследователя, который по своим воззрениям весьма далек от О. Н. Трубачева, но тем не менее приходит, в сущности, к близкому выводу. Речь идет о книге В. Я. Петрухина «Начало этнокультурной истории Руси IX–XI веков» (Смоленск, 1995): «…из контекста источников ясно, — утверждается в книге, — что выражение „вся Русь“ означало не какое-то конкретное племя, а дружину в походе на гребных судах; недаром в тексте… Новгородской первой летописи слова „вся Русь“ заменены словами „дружина многа и предивна“. Это название княжеских дружин распространилось в процессе консолидации древнерусского государства на… территории от Ладоги и Верхнего Поволжья до Среднего Поднепровья, дав наименование „Русской земле“ и „всем людям Русской земли“ — восточнославянской в своей основе древнерусской народности» (с. 55). Эта «Русь», двигаясь по водным путям, объединяла в определенную целостность огромное пространство от Ладоги до Киева, воздвигала «грады» (то есть крепости), создавала общий строй и уклад и, в конце концов, «отдала» свое имя стране и ее населению в целом.

В составе «Руси» значительное место и еще более значительная роль принадлежали, без сомнения, выходцам из германских — скандинавских — племен, но только своего рода комплекс неполноценности видит в этом нечто «принижающее» Отечество, ибо (о чем уже шла речь) те же скандинавы и германское племя франков сыграли гораздо более значительную роль в истории Великобритании и Франции. История вообще есть плод, результат соединенных (пусть даже разнонаправленных) действий различных этносов, а не простая сумма «изолированного» бытия отдельных народов. Пользуясь весомыми бахтинскими понятиями, история — это постоянный диалог народов, а не совокупность их монологов.

В заключение повторю еще раз: выходцы из Скандинавии, или, как их звали наши далекие предки, варяги, оказавшись в Ладоге или в Киеве, явились деятелями не какой-либо «своей» — скандинавской, — а русской истории…

Обращаюсь к другой исторической силе, сыгравшей громадную роль в первоначальной истории Руси и, в частности, имеющей самое прямое отношение к содержанию русского героического эпоса. Речь идет о Хазарском каганате.

Правда, отношения Руси с Хазарским каганатом и, с другой стороны, с Византийской империей оказались уже в довольно ранний период — с 860-х годов — в теснейшей взаимосвязи, и их, в сущности, невозможно рассматривать по отдельности. Но начать все же уместно с вопроса о Хазарском каганате.

До последних десятилетий роль его в истории Руси оставалась явно недостаточно выясненной, а многие из имевшихся налицо сведений представлялись сомнительными, оспаривались или даже вообще отвергались. Одна из главных причин такого положения состояла в том, что летописные известия о хазарах — в сравнении, скажем, с известиями о тех же варягах или о Византии — очень и очень скудны и отрывочны. Это, в частности, побуждало считать значение Хазарского каганата в истории Руси не столь уж существенным.

Однако малое внимание летописи к хазарам имеет свое совершенно естественное объяснение. Ведь непосредственно дошедшие до нас летописные своды были составлены не ранее десятых годов XII века; хазары к тому времени — поскольку Хазарский каганат был разгромлен еще князем Святославом в 960-х годах — уже полтора столетия не играли сколько-нибудь значительной роли, между тем как и Византия, и варяги продолжали в конце XI — начале XII века быть очень важными «факторами» в жизни Руси.

В монографии А. П. Новосельцева (в главе «Источники о хазарах и Хазарском государстве») отмечено, что «летописание на Руси возникло… когда Хазарского государства уже не существовало. В ПВЛ („Повесть временных лет“. — В. К. )…вошли известия о хазарах, основанные главным образом на преданиях и устной традиции. Их немного…» [175] Новосельцев А. П. Хазарское государство и его роль в истории восточной Европы и Кавказа. — М., 1990, с. 34. Да, в летописи о хазарах содержатся только или самые лаконичные сведения («…хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма…»; «и в битве одолел Святослав хазар и город их и Белую Вежу взял…»), или же «нравоучительная притча о предложенной Русью хазарам дани мечами [176] Л. Н. Гумилев полагает, что эта притча в преобразованном виде запечатлела совершившееся некогда изъятие хазарами оружия у русской дружины (см. его статью «Сказание о хазарской дани…» в журнале «русская литература», 1974, № 3, с. 164–174). — дани, которая затем как бы обернулась против завоевателей.

Но летописные сведения о хазарах можно воспринять и совершенно по-иному. Известный в свое время „хазаровед“ Ю. Д. Бруцкус (брат видного экономиста Б. Д. Бруцкуса, высланного в 1922 году из России) вполне справедливо писал: „Если приглядеться к первым страницам начальной русской летописи и исключить заимствования из греческих хронографов и привходящие легендарные сказания, то можно заметить, что почти все первые оригинальные записи посвящены борьбе с хазарами“ [177] Бруцкус Ю. Д. Письмо хазарского еврея от Х века. Новые материалы по истории южной России времен Игоря. — Берлин, 1924, с. 19. . Это действительно так, и скудость таких „оригинальных“ (то есть собственно русских) записей не будет нас смущать, если мы осознаем, что другие русские записи вообще почти отсутствуют и, значит, хазарская тема является для начальных страниц летописи главной.