Эрик Шредер - Народ Мухаммеда. Антология духовных сокровищ исламской цивилизации

– Как видишь, – отвечал он.

– Сожалеешь ли ты о чем-нибудь?

– Да, есть одна вещь, о которой я жалею.

– Что же это?

– Мне хочется увидеть ее (девушку-певицу, которую он любил и на которую потратил большую часть наследства).

Он расплакался. Мне стало так его жаль, что я принес ему немного одежды, и мы вместе пошли к ней.

Она, конечно, подумала, что его дела поправились, пригласила войти и усадила нас, а потом с сияющей улыбкой спросила его об этом.

Он рассказал ей правду.

– Тогда тебе лучше уйти, – сразу ответила она.

– Почему?

– Если хозяйка придет и увидит, что ты без денег, а я впустила тебя, она разозлится на меня. Поэтому уходи. Я поднимусь наверх, и мы сможем поговорить через окно.

Он вышел на улицу и сел под окном, а она вылила на него корыто с грязной водой и смеялась над ним.

Он снова заплакал и спустя некоторое время сказал мне:

– Вот что случилось. Я призываю в свидетели Всевышнего и тебя: я раскаиваюсь.

– Теперь сожалеть нет проку, – сказал я, отвел его домой и уложил на его хлопковую подстилку, а одежду забрал с собой, чтобы отмыть ее.

Три года я о нем ничего не слышал. Но однажды, в арочных воротах, я увидел раба, расчищавшего для кого-то дорогу, и узнал в подъезжающем своего друга. Он сидел на хорошей лошади, в седле, отделанном серебром, был хорошо одет и благоухал духами. Конечно, в давние дни он ездил на великолепных чистокровных лошадях в пышной упряжи и носил дорогие одежды, но все это ушло, как и его богатство. Он увидел меня.

– Это ты, друг! – закричал он.

Я поцеловал его бедро.

– Откуда все это? – спросил я.

– Всевышний милосерден, – отвечал он. – Но поедем домой. Домой!

Я пошел с ним. Это был старый дом, но отстроенный заново. Большую часть земли занимал сад, а здания были еще не окрашены. Остался только один из больших залов, на месте других тоже был сад. Дом был хорош, но это был не тот роскошный дворец, что стоял в былые дни.

Он отвел меня в комнату, в которой всегда беседовал с людьми наедине: в нее почти вернулось прежнее богатство, она была обставлена красивой мебелью, хотя и не той, что я помнил. У него было четыре раба, и я узнал привратника и конюха. Мой друг сел, и рабы подали еду: посуда чистая, но не очень богатая, немного фруктов, еда хорошая, но не больше необходимого. Мы поели. Затем мне принесли превосходное вино, а ему – финиковое желе, он раздвинул занавеси, и мы, куря благовония, слушали приятную музыку. Мне очень хотелось узнать, что же с ним произошло.

– Друг, – сказал он, – ты помнишь старые времена?

– Да, – отвечал я.

– Сейчас я свободен, – сказал он, – и я получил то, что ценнее всего, любого богатства, – некоторые знания о мире. Ты видишь эту мебель. Она не так пышна, как была раньше, но многие состоятельные люди назовут ее роскошной. Так и с посудой. И с одеждой. – И он перечислял так все, добавляя: – Это не то, что раньше, – не лучшее – но такое, какое есть. Да, – закончил он, – и всего этого вполне довольно. И нет больше того ужасного напряжения. Ты помнишь ты проклятую девчонку и что она со мной сделала? Ты помнишь, что ты предлагал мне? И как предложил игру с хрусталем?

– Но все это прошлое, – сказал я, – и хвала Всевышнему, возвратившему тебе все твои потери. Но расскажи мне, как ты вновь разбогател? И что за девушка, что поет нам сейчас?

– Я заплатил за нее тысячу динаров, – отвечал он.

– Но откуда у тебя деньги?

– В один и тот же день умерли старый служащий моего отца и мой двоюродный брат в Египте. Мне осталось наследство в сорок тысяч динаров, когда я лежал на хлопке таким, каким ты меня видел. И я почувствовал Милость Всевышнего и решил не тратить денег напрасно, а прожить на все это до смерти. Тысячу я потратил на отстройку дома. Семь тысяч – на мебель, и посуду, и одежду, и конюшню, и рабов, которых ты видишь. Две тысячи я вложил в торговлю, десять – закопал на всякий случай и на двадцать – купил участок земли, который дает мне достаточно дохода, чтобы вести хозяйство и не одалживаться до сбора урожая.

Вот что случилось со мной. Целый год я искал тебя, чтобы ты увидел, что у меня все благополучно и таким и останется. И вот ты увидел, а теперь не смей говорить со мной, грязная крыса! Выволоките его отсюда за ноги!

И они действительно выволокли меня из дома, не дав даже допить мое вино.

И с тех пор, если мы встречались на улице, он только улыбался мне. И он не хотел иметь больше дела со мной и ни с кем из его прежних друзей».

Однажды я услышал, как правитель Бувейхидов Муизз аль-Даула сказал своему визирю Саймари:

– Мне нужно полмиллиона динаров, и прямо сейчас, немедленно.

– На самом деле вам нужно гораздо больше, о правитель, – ответил Саймари, – ведь только мне самому нужны полмиллиона.

– Но ты же мой визирь! – вскричал Муизз аль-Даула. – С кого еще я должен их требовать?

– Но если таких денег нет в твоей казне, где же мне их взять? – сказал Саймари.

Правитель вспыхнул гневом. Он взревел:

– Я запру тебя в уборной до тех пор, пока ты не дашь мне эти деньги!

– Запирай, – парировал Саймари, – но неужели ты думаешь, что, сидя там на корточках, я произведу ценные слитки?

Бувейхид расхохотался.

– Хорошо, – сказал он, – я прощаю тебя.

Некий багдадский разбойник, до сих пор успешно избегавший наказания, начал действовать открыто. Его звали Ибн Хамди. Секретарь Правителя правителей назначил ему регулярное жалованье и заключил договор, согласно которому Ибн Хамди обязывался ежемесячно выплачивать пятнадцать тысяч динаров из разбойничьей добычи его шайки. Секретарь заставил его подписать договор и настойчиво требовал выполнения всех условий. Ибн Хамди платил в срок.

Однажды в пятницу свергнутый и ослепленный Кахир выбрался из дворца, где его содержали, и стал просить милостыню у мечети в Старом Городе Мансура. Заметив там человека из династии Хашимитов, он обратился к нему:

– Помоги мне, ты ведь знаешь меня.

Хашимит дал ему пятьсот дирхемов и повел к себе домой.

В 332 году халифу Муттаки выжгли глаза раскаленным железом.

Когда Кахир узнал об этом, он сказал: «Теперь нас двое, и нам нужен третий».

И случилось так, что следующий халиф Мустакфи тоже был ослеплен.

Пришли вести, что правитель дейлемитов Ахмад ибн Бувейх идет на столицу.

По сигналу тревоги воины из тюрков и дейлемитов перенесли свой лагерь в мечеть. Перед тем как Бувейхид появился в Байджисре, Правитель правителей Ибн Ширзад и халиф Мустакфи бежали, войска, состоящие из тюрков, отступили в Мосул.