Алексей Щербаков - Декабристы. Беспредел по-русски

В конце концов Муравьев-Апостол, который до последнего хотел пробудить в солдатах революционный республиканский пыл, махнул на все рукой и завел ту же песню, что и его петербургские сподвижники, – о Константине Павловиче, незаконно лишенном престола. Но это помогало все меньше и меньше. Абсурдность происходящего становилась видна невооруженным глазом.

Кончилось все так: 3 января возле села Ковалевка восставшие встретились с отрядом генерала Гейсмара, посланного, чтобы разобраться с мятежниками. В отличие от Петербурга, на этот раз время на переговоры тратить не стали. У Гейсмара имелась артиллерия. Вот генерал и обратился к восставшим на понятном всем языке под названием «картечь». Муравьев-Апостол попытался построить своих людей и бросить их в штыковую атаку на пушки. Прием рискованный, но во время наполеоновских войн он часто удавался как русским, так и французам. Беда только в том, что для того, чтобы переть на изрыгающие смерть дула, нужен высочайший моральный дух. В данном случае моральный дух уже упал ниже нуля. В начале боя один из солдат с криком «Обманщик!» бросился на Муравьева-Апостола. Соловьев закрыл его собой. А зря. Солдат-то был прав. Сражение оказалось недолгим. Правительственные войска обошлись без потерь. Из подставленных солдат на поле боя осталось около сотни. Остальные сдались. Вожаки – Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин – были взяты с оружием в руках. Михаила Щепилло убили, поручик Кузьмин застрелился. Тем же путем перешел в мир иной и только что прибывший из Петербурга брат вождя восстания Ипполит.

Интереснее всего дальнейшая судьба Ивана Сухинова. Как мы помним, он был одним из тех, кто, собственно, и начал восстание. Но 3 января, лишь только раздались первые выстрелы, поручик решил, что помирать ему рановато, – и убежал. Сначала он спрятался в деревне Мазницы, в погребе, – и дождался, пока все участники драмы ушли. А дальше началось самое веселое.

Некоторое время он шатался от одной деревни до другой, пока не достиг города Черкасска. Там Сухинов зашел в Казначейство, купил себе лист гербовой бумаги и «нарисовал» паспорт на чужое имя. В те времена паспорт представлял собой гербовый бланк с печатью, на котором было указано имя, звание и приметы. Дело, следовательно, оставалось за печатью. Сухинов на простом куске мела вырезал фальшивую печать и шлепнул ее на документ. Как потом выяснилось, поручику доводилось подделывать документы и раньше. В общем, Сухинов обладал выдающимися криминальными способностями.

Подделав паспорт, он купил себе гражданское платье, лошадь с санями – и спокойно, у всех на виду, поехал в сторону Молдавии. Кстати, судя по тому, что у поручика было с собой столько денег, он успел дотянуться и до полкового денежного ящика.

Изрядно поистратившись в дороге, Сухинов не сделал только последнего шага – не стал воровать и грабить. Он написал письмо брату с просьбой о деньгах. На том и погорел. Его взяли в Кишиневе 15 февраля. То есть Сухинов бегал почти полтора месяца. Дольше всех декабристов.

Но и этим дело не кончилось. Получив в итоге бессрочную каторгу, Сухинов не успокоился. В Чите он попытался устроить восстание заключенных. За это его все-таки приговорили к смертной казни, которой он избежал благодаря гуманизму Николая I. Не дождавшись казни, он покончил жизнь самоубийством. Колоритный человек, не правда ли? Создается впечатление, что он просто опередил свое время. Люди такого типа придут в ряды борцов за народное дело лет через сорок-пятьдесят. И тогда в царей полетят бомбы.

С этим человеком, как, впрочем, и с другими членами Общества соединенных славян, связана еще одна версия, объясняющая странности восстания Черниговского полка. Создается впечатление, что восставших умело направляли некие люди. Судите сами: Муравьев-Апостол колеблется – начинать восстание или нет (будучи арестованным, он ведет себя тихо и смирно). И тут появляется Сухинов с компанией – и буквально выталкивают Муравьева на выступление. Куда ему деваться после таких «подвигов»? Заметим, что большинство арестованных декабристов надеялись, что отделаются если не легким испугом, то не слишком тяжелым наказанием. После же атаки Сухинова выбора уже не было.

Далее. Братья-славяне активно подталкивают Муравьева-Апостола в поход на Киев. То есть именно они стремятся наделать как можно больше шума. А вот члены Южного общества – Муравьев-Апостол и Бестужев-Рюмин – шуметь особо не рвутся: им достаточно «красиво умереть».

Кажется, что след снова тянется в Польшу. Польские националисты работали с Обществом соединенных славян. А когда стало ясно, что дело декабристов проиграно, они попытались напоследок их использовать. Провести, что называется, разведку боем. Поглядеть, насколько много на украинских землях «горючего материала». Можно ли там поднять восстание для поддержки своеговыступления, которое уже тогда готовилось и в конце концов состоялось в 1831 году. И прошло еще более нелепо, чем оба восстания декабристов.

Во всяком случае если принять эту версию, то второе выступление декабристов не выглядит столь абсурдным.

В истории декабристского движения следствие и суд над заговорщиками занимает особое место. Тут уж столько мифов понакручено… Особенно этим отличились авторы художественных произведений шестидесятых-семидесятых годов. Любители эзопова языка, описывая эту тему, пытались уподобить следствие по делу декабристов политическим процессам тридцатых годов. Обличить таким образом «тирана», который повесил и законопатил на каторгу таких славных ребят.

Самое смешное, что сходство и на самом деле имеется. Как доказали сегодня историки, далеко не все «жертвы сталинских репрессий» были невинно пострадавшими. И показаний у них не выбивали. Они сами наперебой закладывали друг друга…

Но вернемся к декабристам и расставим точки над i. Эти люди совершили ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ. Они планировали насильственное свержение власти. В какой стране и в какие времена за подобные действия награждают ценными подарками? С декабристами же обошлись на удивление мягко.

С самого начала расследования Николай I сформулировал его принцип: «Моя решимость была, с начала самого, – не искать виновных, но дать каждому оговоренному возможность смыть с себя пятно подозрения. Так и исполнялось свято. Всякое лицо, на которое было одно показание, без явного участия в происшествии, под нашими глазами совершившимся, призывалось к допросу; отрицание его или недостаток улик были достаточны к немедленному его освобождению. В числе сих лиц был известный Якубович; его наглая смелость отвергала всякое участие, и он был освобожден, хотя вскоре новые улики заставили его вновь и окончательно арестовать. Таким же образом лейб-гвардии Конно-пионерного эскадрона поручик Назимов был взят, ни в чем не сознался, и недостаток начальных улик был причиной, что, допущенный к исправлению должности, он даже 6 генваря был во внутреннем карауле; но несколько дней спустя был вновь изобличен и взят под арест. Между прочими показаниями было и на тогдашнего полковника лейб-гвардии Финляндского полка фон-Моллера, что ныне дивизионный начальник 1-й Гвардейской дивизии. 14 декабря он был дежурным по караулам и вместе со мной стоял в главной гауптвахте под воротами, когда я караул туда привел. Сперва улики на него казались важными – в знании готовившегося; доказательств не было, и я его отпустил».